ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

«Петах-Тикву полюбить нельзя. С ней можно только срастись. Вот я и сросся так, что до сих пор не пускает» — написал на своей странице в ЖЖ пользователь с ником «miksh», проживавший в Петах-Тикве 14 лет и уехавший в Лондон. Вот и я сросся, а может быть полюбил? Полюбить город, можно, если ты все о нем знаешь. Если есть что-то созвучное в названиях улиц и в твоем знании о мире и об истории твоего народа.

Владимир Шапиро

ИМЕНА УЛИЦ ПЕТАХ ТИКВЫ

 (продолжение. Начало в №4/2024)

ДАВИД ВОЛЬФСОН, ААРОН ДАВИД ГОРДОН И АХАД ХА-АМ

Я репатриировался в Израиль в 1992 году из Москвы. После шумного столичного города тихая провинциальная Петах-Тиква показалась мне цветущим курортом. Бродил я по зеленым улицам с южной экзотической растительностью, усыпанной цветами всех оттенков от нежно розового до ярко синего и восхищался их красотой. Но были в городе улицы, которые произвели на меня гнетущее впечатление своим восточным, пестрым и крикливым колоритом. Это улицы, примыкающие к базару. И только теперь после почти тридцатилетнего пребывания в Израиле я привык к этим местам и даже полюбил их. Теперь протискиваясь между прохожими вдоль узкой полоски тротуара на улице «Барон Гирш» я с удовольствием вдыхаю запахи восточных пряностей, несущиеся из расположенных на ней лавок.

 «Петах-Тикву полюбить нельзя. С ней можно только срастись. Вот я и сросся так, что до сих пор не пускает» — написал на своей странице в ЖЖ пользователь с ником «miksh», проживавший в Петах-Тикве 14 лет и уехавший в Лондон. Вот и я сросся, а может быть полюбил? Полюбить город, можно, если ты все о нем знаешь. Если есть что-то созвучное в названиях улиц и в твоем знании о мире и об истории твоего народа. Петах-Тиква не Лондон. Во времена Шекспира в Лондоне было столько же жителей, сколько теперь в Петах-Тикве. О том, что . Лондон — столица Англии я знал со школы. Образ туманного и таинственного города складывался в результате чтения Шекспира, Диккенса и Конан-Дойля. А о Петах-Тикве я не знал ничего до самого принятия решения репатриироваться в Израиль.

 Поначалу мы снимали квартиру в Петах-Тикве на улице Эйн-ганим и ходили на базар пешком, экономили тогда каждую копейку. В то время мы особенно не интересовались тем, в честь кого или чего названа та или иная улица. Более насущные заботы забивали естественное любопытство. Кроме того удовлетворить его , даже если бы оно и возникло было не так то легко, не было ни компьютеров ни интернета. В ульпане по изучению иврита учительница не знала русского языка и не могла общаться с учащимися на свободные темы. Ульпан был с религиозным уклоном. Мы ездили на экскурсии в различные ешивы, где нас приобщали к основам иудаизма. Для чтения лекций по иудаизму на русском языке приглашались блистательные раввины Ефим Свирский и Пинхас Полонский. Всё это было замечательно и интересно, но этого было мало для того, чтобы ощущать себя гражданином еврейского государства. Вновь прибывшим было необходимо рассказывать, и желательно на языке, который они понимали, об истории сионизма, истории создания государства, о борьбе за выживание в чуждом окружении, наконец, о политической структуре власти. Для большинства репатриантов ничего не говорили имена Жаботинского, Ахад-ха-Ама, Арлозорова, Каплана, Соколова, Усышкина, Гордона, Бреннера, людей в честь которых названы улицы, по которым они каждый день они ходили на рынок, в поликлинику, в ближайший универсам. Я начал интересоваться историей названия улиц после выхода на пенсию. А улицы были названы в честь основоположников сионизма, того самого которого в СССР объявили идеологией крайнего национализма, шовинизма и расизма среди евреев.

 Через тридцать лет после репатриации вновь иду по широкой красивой улице Эйн-ганим. В 1937 году поселение Эйн-ганим вошло в городскую черту Петах-Тиквы. Имя бывшего рабочего мошава носит один из районов города, а улица Эйн-Ганим — центральная улица района. Теперь я знаю, что она названа в честь первого рабочего сельскохозяйственного поселения, основанного на этом месте Одесским Палестинским обществом в 1908 г. Название поселения связано с упоминанием в книге Иисуса Навина о распределении наделов для Левитов потомков Аарона. Одно из семейств Левитов получило местность Эйн-Ганим — сады у источников.

Перпендикулярны к этой улице несколько улиц, названных именами выдающихся сионистских деятелей: Эхад-ха-Ама, Гордона, Давида Вольфсона, Соколова. Улица Соколова переходит в улицу Усышкина.

Мы жили на Эйн-ганим между улицей Ахад-ха-Ам и перекрестком Эйн-Ганим и улиц Гордон и Вольфсон. Ходили мы в ульпан на улицу Зеева Бранде по улице Ахад-Хаама, а на рынок по улице Вольфсона.

На судьбах трех человек хочу остановиться — Ахад-ха-Аме, Вольфсоне и Гордоне. Причем не ради просвещения читателей, в наше время каждый может найти их биографии в интернете, а для того чтобы понять для себя, какое я имею отношение к этим именам, кроме того, что хожу по улицам, носящим эти имена.

Что общего между этими тремя людьми, оставившими столь заметный след в истории еврейского народа? Они родились в один и тот же 1856 год на территории Российской империи и в семье получили еврейское традиционное воспитание. Во второй половине 19-го века еврейским интеллектуалам было недостаточно знаний в области ортодоксального иудаизма, они стремились к получению и основательного образования в области светских наук. Все трое моих героев были людьми широко образованными.

Давид Вольфсон

Второй президент Всемирной Сионистской Организации родился в Литве в местечке Дорбяны Ковенской губернии. «Мои родители были бедными, благочестивыми еврееями.- писал Вольфсон — Мой покойный отец, Исаак, и посвятил всю свою жизнь изучению и преподаванию Талмуда». Замечу, что мой предок Шая Шапиро также был выходцем из Литвы и также всю свою жизнь провел в изучении Торы и Талмуда.

 В 1872 году Вольфсон, чтобы избежать службы в армии переехал в Восточную Пруссию, где он стал учеником раввина доктора Рульфа. Этот раввин обучал Вольфсона немецкому языку и математике. Он же приобщил своего ученика к движению Ховевей Цион. Из автобиографии Вольфсона:

«Я проявил живой интерес к движению Ховевей Цион и вел активную переписку со всеми лидерами этого движения в Германии. Появление брошюры Герцля в в 1896 году было для меня эпохальным событием. Эта брошюра произвела на меня глубокое впечатление, я сразу поехал в Вену представиться Герцлю. Я предоставил себя в полное его распоряжение. С этого момента до последних дней его плодотворной жизни, которая, к несчастью, преждевременно оборвалась, я непрерывно общался с нашим лидером и этого периода никогда не забуду. Посвятить свои силы продолжению этой работы я рассматривал как задачу моей жизни. Когда в печальное время после смерти Герцля пост Президента был предложен мне, я был удивлен и чувствовал себя неловко. Только из чувства долга, что я принял это высокое звание».

Вольфсон руководил сионистским движением с 1905 по 1911 год.

 На 1-ом Сионистском конгрессе в 1897 году по предложению Вольфсона сионистское движение приняло две эмблемы: бело-голубое знамя (по цветам таллита), ставшее впоследствии знаменем Государства Израиль, и термин шекель для обозначения членских взносов участников Сионистской организации.

 Мечтой Вольфсона было переселение в Эрец Исраэль, но мечта не осуществилась. Он умер в 1914 году и был похоронен в немецком городе Колон. В 1952 году останки Вольфсона были перенесены в Иерусалим и перезахоронены рядом с могилой Герцля.

Ааарон Давид Гордон

 У самого перекрестка улиц Эйн Ганим, Гордон и Вольфсон в самом начале улицы Вольфсон к современному многоэтажному дому притулился коричневый деревянный одноэтажный домишко, похожий на теремок из детской сказки. На стене домика латунная табличка со слегка облупившейся надписью: «Этот дом один из первых домов «Эйн-ганим» — первого рабочего поселения в Арец Исраэль. Дом этот был домом Арье Фасилов, но он известен также под именем «Дом Бреннера», поскольку в нем какое-то время жил Йосеф Хаим Бреннер — лидер рабочего движения. Берл Кацнельсон, один из лидеров рабочего движения в сионизме, и А.Д. Гордон имели обыкновение сидеть с Бреннером под большим тутовым деревом, которое росло во дворе дома.

 Мошав «Эйн-ганим» основан в 1908 году группой активистов организации «Поэль а-цаир», которая начертала на своем знамени «Работа и Иврит». Параллельно они продолжали работать на апельсиновых плантациях Петах-тиквы». Из статьи Нелли Портновой «Гордон и Бреннер: диалог во времени»:

«Два духовных лидера рабочего движения Аарон-Давид Гордон (1856–1922) и Йосеф-Хаим Бреннер (1881–1921) относились друг к другу с большим уважением. Бреннер, приехавший в Страну Израиля пятью годами позже Гордона, сразу понял, что перед ним выдающаяся личность, много о нем писал и рассказывал в выступ­лениях. Гордон тоже высоко ценил Бреннера как писателя. Оба были сторонниками возрождения нового ишува через еврейский труд: «Наше стремление к жизни — писал Бреннер — с надеждой нашептывает нам на ухо: рабочие поселения. Рабочие поселения — это наша революция. Единственно возможная». Впоследствии Бреннер поселился в Яффо и посвятил себя литературной деятельности и преподаванию иврита и литературы в гимназии «Герцлия». Основанная в 1905 году гимназия «Герцлия» стала первой в мире средней школой, где преподавание велось на иврите, а построенное в 1909 году историческое здание гимназии стало первым общественным зданием только что основанного Тель-Авива.

А мой младший сын учился в школе, расположенной в Петах-Тикве на улице Эйн-Ганим и носящей имя Йосефа Бреннера. Но тогда в первые годы жизни в Израиле мы не знали ничего ни о Бреннере ни о Гордоне.

 Идеолог и духовный руководитель халуцианского движения в сионизме Аарон Давид Гордон родился в местечке Троянов, Житомирской области. Он происходил из состоятельной семьи, вырос в деревне и получил традиционное еврейское воспитание. Самостоятельно изучил русский, немецкий и французский языки и получил широкое общее образование. Стремление переехать в Эрец-Исраэль и начать новую жизнь осуществил только после смерти родителей в 1904 г.

В письме историку еврейского народа Шимону Дубнову Гордон пишет: «Ведь Вы, в сущности, ничего не имеете против восстановления еврейской автономии в Палестине, Вы только находите это невозможным». А сам он допускал невозможное, опираясь на исторический опыт народа.

«Не слепая вера в чудеса, но разумная вера в духовную силу нашего народа, которая уже не раз творила чудеса. Необходима только вера и солидарность, вернее, ахдут [единство] всего народа, — и цель, рано или поздно, будет достигнута».

И еще одна цитата из высказываний Гордона, приведенная Неллей Портновой:

«Думается, что в настоящее время эта страна велика не тем, что течет или что текла млеком и медом, но тем, что, представляя будущему человеку великую и многообещающую работу, она этим самым представляет благодатную почву для произрастания новых сил. Великая плодотворная работа родит великие силы. Наш народ должен это понять и считать себя счастливым, что он является призванным к этой работе!»

Мысль очень созвучная сегодняшнему дню. Задумывался ли профессор истории, заправляющий машины на бензоколонке или учительница литературы, убирающая подъезды, что они совершают великую и плодотворную работу. И еще, очень хочется надеяться на то, что мечта Гордона об «ахдуте» народа когда-нибудь осуществится. Тут приходит на ум известная формула Бреннера «Невозможно жить здесь, но другого места нет». Это высказывание относилось к Палестине конца 19 века. Теперь я несколько переиначил бы эту формулу: «Жить здесь возможно, хотелось бы лучше, но другого места нет».

Другого места не было для Гордона, несмотря на солидный возраст и отсутствие навыков к физическому труду, он стремился работать сельскохозяйственным рабочим, упорно отказываясь от более легкого труда служащего. Работал на виноградниках и апельсиновых плантациях Петах-Тиквы и на винном заводе в Ришон-ле-Ционе, в 1912 г. переселился в Галилею. Гордон испытал все тяготы, которые выпали в те годы на долю еврейской трудовой Палестины: лихорадку, безработицу, голод. Во время нападения арабов он получил тяжелое ранение. Последние годы жизни Гордон провел в кибуце Дгании-Алеф. В 1920 году он заболел раком, но пока мог ходить и держать в руках мотыгу выходил на работу. В кибуце Дгания-Алеф создан музей Аарона Давида Гордона. Его сочинения были изданы посмертно (1928—29) в пяти томах и переизданы в трёх томах в 1951—53 годах.

Ахад-ха-Ам

Имя знаменитого еврейского писателя, идеолога духовного сионизма, носит длинная зеленая улица, перпендикулярная к улице Ротшильд, начинающаяся почти в самом её конце и идущая на восток до улицы Эйн-Ганим.

Ахад-ха-Ам — один из народа, его настоящее имя Ашер Хирш Гинцберг. Из очерка Нины Елиной «Роза Гинцберг-Осргина — дочь Ахад-ха-Ама» («Еврейская старина» №2(38), 2006):

«Несмотря на состоятельность родителей, детство Ашера, единственного сына в семье, было отнюдь не радостным. С трех лет он с раннего утра, часто голодный, дотемна просиживал в хедере, изучая Талмуд. Детских игр не знал, друзей не было. Очень рано в душе мальчика начал зреть протест против жестокого семейного уклада. В три года он возмутился тому, что учитель нарушил условие, которое Ашер поставил, и заставляет его заучивать больше трех строчек в день. Когда ему минуло 8 лет, он начал по дороге домой из хедера тайком учить по вывескам русские буквы, что было запрещено («Чужие буквы грязнят глаза», — говорил дед); впоследствии он также тайком изучал алгебру, и тот же дед, обнаружив это, счел алгебраические знаки колдовскими, греховными письменами, и самостоятельные занятия алгеброй прекратились… Дни и ночи искал он истину: вначале в религиозных сочинениях, затем в философских, переходил от одной философии к другой и страдал от одиночества».

 Уже, будучи достаточно зрелым молодым человеком, он увлекся просветительской литературой, в частности Писаревым и отошел от религии, хотя и признавал ее этическую ценность. В 1899 году он пишет статью «Национальная этика». В этой статье он признает, что национальная этика, хотя и порождена еврейской религией, тем не менее, она может быть присуща и нерелигиозным евреям. Он обсуждает проблему сосуществования религиозного и светского сообществ, в основу которого должна быть положена выработанная столетиями национальная этика.

 С 1986 по 1907 год Ахад-ха-Ам жил в Одессе. Это был , по-видимому, наиболее плодотворный этап его жизни. Он часто бывал в доме историка Шимона Дубнова . Дочь Дубнова Софья Дубнова-Эрлих вспоминает:

«Спрятавшись в уголок, я следила, как ровным голосом он произносил свои застольные монологи, подымая как кубок стакан остывшего чая. Я замечала, что папа и все окружающие слушают его с большим вниманием, и это внушало невольное уважение». А «окружающие» это писатели и общественные деятели: Соломон Моисеевич Абрамович (Менделе Мойхер-Сфорим), еврейский беллетрист Абрамович (Бен-Ами), поэт Бялик.

Другом дома Дубновых был Меир Дизенгоф, который с 1897 по 1905 год жил в Одессе. На ханукальных вечерах, устраиваемых еврейской студенческой молодежью выступали с речами и старшие «товарищи» — Дубнов, Бен-Ами, Ахад-ха-Ам. Дубнов вспоминает, что наиболее чутко молодёжь прислушивалась к словам Ахад-ха-Ама.

 В Одессе началась активная публицистическая деятельность Ахад-ха-Ама. Статья «Ло зе ха-дерех» («Не тем путем»), опубликованная в 1889 году, впервые подписана псевдонимом Ахад-ха-Ам — один из народа.

Не отвергая сионистскую идею Ахад-ха-Ам предлагал развернуть систематическую воспитательную работу, которая приведет к более сознательной и целеустремленной деятельности по заселению страны.

В статье «Государство евреев и нужда евреев», опубликованной в 1897 году, по следам первого сионистского конгресса Ахад-ха-Ам пишет:

«Потому оно (еврейство, В.Ш.) стремится вернуться к своему историческому центру, где сможет жить жизнью, развивающейся естественным порядком, развернуть свои силы в каждом направлении человеческой культуры, расширять и совершенствовать национальное достояние, накопленное им до сих пор, и тем самым обогатить в будущем сокровищницу общечеловеческой культуры подобно тому, как в прошлом оно создало великую национальную культуру, плод свободного труда народа, жившего светом собственного своего духа».

 В 1907 году выходит указ Сената о полном запрете сионистских организаций и их деятельности на территории Российской империи, что делает одесских сионистов объектом полицейских преследований и репрессий. Ахад-ха-Ам покидает Одессу и переселяется в Лондон.

«Туманы лондонской зимы — пишет Дубнова-Эрлих в книге «Хлеб и маца» — казались мне гораздо более подходящим фоном для Ахад-ха-Ама, нежели яркие краски одесского пейзажа. Если бы я была художницей, я изобразила бы его в уединённом кабинете, в глубоком кресле перед пылающим каминном. Там он часами оставался наедине со своими трудными мыслями, пока безумие Первой мировой войны не несло этому рационалисту удар, от которого он уже не мог оправиться».

 В 1922 г., после всех бурных событий и потрясений, войн и революций, 66-летний Ахад-ха-Ам, вместе с семьей переехал в Палестину и поселился в Тель–Авиве, мэром которого в том же году был избран Меир Дизенгоф.

 Большинство жителей тогдашнего Тель-Авива в прошлом участвовали в сионистских собраниях, где выступад Ахад-ха-Ам. Муниципалитет Тель-Авива выкупил дом рядом с гимназией «Герцлия» у её директора Мосензона и передал его в пользование почетного жителя города, который жил здесь до своей смерти. Улица Ахад-ха-Ам, на которой находилась гимназия, была названа в честь писателя ещё при его жизни. Теперь у него появилось время, чтобы завершить издание четырехтомного собрания сочинений. Он пишет мемуары, встречается с молодыми литераторами, которые получают в его доме блистательные уроки «высокого иврита». Ахад-ха-Ам пользовался большим уважением жителей. Есть такая легенда, что на улице, где он жил, в послеобеденные часы прекращалось движение гужевого транспорта, чтобы не тревожить его сон. Умер Ахад-ха-Ам в 1927 г. В последний путь его провожали сотни людей — он был им близок, один из них, «Один из народа». В наши дни почти в каждом городе Государства Израиль есть улица имени Ахад-ха-Ама.

ГЕРМАН ЦВИ ШАПИРА

(Два Шапиро)

Мои родственники снимали квартиру в Петах-Тикве на улице Шапиро. Каждый раз я тешил свое тщеславие тем, что шел по улице, названной моей фамилией. Такое может быть только в Израиле.

 Из окна квартиры родственников можно было видеть тыльную сторону небольшого одноэтажного домика на фронтальной стороне, которая выходила на улицу Герцель, крупными буквами было написано «Дом Авраама Шапиро». Перед домом стоит металлический силуэт гордого еврейского всадника.

Отрывок с сайта «Мир Феликса Канделя»:

«…следует упомянуть Авраама Шапира‚ которого родители привезли в юном возрасте из украинского местечка. Двадцатилетний Авраам — ловкий наездник‚ отважный боец‚ знаток арабского языка — возглавил охрану Петах–Тиквы; в его команду входила молодежь поселения и окрестные бедуины. У жителей возникали споры с окрестными арабами за право пользования колодцем; по звуку трубы мужчины и женщины Петах–Тиквы выходили с ружьями‚ дубинами и вилами на защиту колодца. К Аврааму обращались за помощью жители других поселений‚ ибо он обладал непревзойденным искусством обнаруживать по следам украденный скот; не однажды его команда вступала в бой с группами вооруженных грабителей и всегда побеждала.

Арабы уважали Авраама за храбрость и называли «шейх Ибрагим Миха»; у него были дружественные связи с арабскими шейхами‚ даже в Заиорданье; они обращались к нему за помощью‚ когда следовало разрешить споры между кланами‚ а он примирял враждующие стороны‚ зная в совершенстве арабские обычаи‚ нормы вежливости‚ почета и уважения. Житель Петах–Тиквы сообщал: «Когда я возвращался с работы мимо дома Авраама‚ часто видел в его дворе арабских шейхов‚ которые сидели на земле‚ поджав под себя ноги‚ а Шапира располагался посреди гостей с четками в руках‚ разбирая их сложные взаимоотношения»».

Авраам Шапира на коне

Ни у меня, ни у моих родственников не возникало сомнений, что улица, на которой они жили, названа в честь Авраама Шапиро. На указателях, что крепятся на столбах на перекрестках смежных улиц, значится только фамилия «Шапиро» без имени. Но вот рассматривая недавно карту центра города в «Путеводителе по Петах-Тикве» с удивлением обнаружил, что улица носит имя Германа Цви Шапиро. Биография Германа Цви примечательна крутыми поворотами — от ортодоксального иудея и раввина до идеолога сионизма, основателя «Земельного фонда Израиля» и одновременно профессора математики.

 Когда речь идет о математиках, я всегда для начала заглядываю в фундаментальный труд Леонида Гроссмана «Математическая Одесса». Книга рассказывает о становлении и развитии математической науки в Одессе с первых десятилетий ее появления на карте Российской империи до начала Великой Отечественной войны и раскрывает значительную роль ученых-математиков еврейской национальности в этом процессе. В указателе имен нахожу двух известных математиков с искомой фамилией — Шапиро Г.С. и Шапиро Г.М. Генрих Михайлович — мой отец. Ну, а кто же Шапиро Г.С.? Перехожу на указанную страницу читаю биографический очерк:

 «Цви- Герман (Гирш) Шапира (1840 — 1898) родился в местечке Эрлвилки около г. Тарогген (ныне Таураге, Литва), получил талмудическое образование, сдал экзамен на звание раввина. Уже будучи немолодым, обратился к изучению математики, сначала в Берлине, а потом (из-за недостатка в средствах) — в Одессе.

 В 1881-м в «Записках математического Отделения Новороссийского Общества естествоиспытателей» опубликована его крупная научная работа «Основание теории общих кофункций с приложениями. Линейные однородные кофункции одного переменного». Дальнейшему развитию изложенных в этом сочинении идей автор посвятил свои последующие труды. В 1880-м получил степень доктора философии в Гейдельбергском университете. После этого первоначально собирался работать в Новороссийском университете, но, в конце концов, вернулся в Германию, где стал сперва приват-доцентом, а потом и профессором. Ученик Морица Кантора, как и его учитель, Шапира не чуждался занятий историей математики, в особенности средневековой еврейской.

 С самого зарождения в 1896 году сионистского движения Шапиро сделался одним из наиболее видных его деятелей. Именно он выдвинул идею (впоследствии озвученную на Пятом сионистском конгрессе 1901 года Теодором Герцлем) создания Еврейского национального фонда для сбора денег на покупку земель в Палестине. Ему также принадлежит проект создания еврейского университета в Иерусалиме. Имя Шапиро стоит на первой странице первой «Золотой книги» евреев, куда в течение вот уже более сотни лет вносятся имена просветителей, жертвователей, друзей еврейского народа и прочих уважаемых людей.

 Умер Шапира в Кельне от пневмонии, которой заболел во время одной из своих поездок по Германии с сионистскими лекциями.

 В главном офисе Еврейского Национального Фонда (Керен Каемет ле-Исраэль) уже много лет выставляется постоянная экспозиция — «Золотые Книги» еврейского народа. В огромные книги заносят имена друзей еврейского народа, еврейских просветителей, политиков, жертвователей и других уважаемых людей. Дизайн первой «Золотой книги» разрабатывал Теодор Герцль. Целый год он работал над обложкой. На ней символическое изображение: солнце встает над Иерусалимом, символизируя новый расцвет еврейского народа. Однако первым именем в книге было имя профессора Цви Германа Шапиро, а не Герцля. Именно он стал инициатором идеи создания Еврейского Национального Фонда, а одобрили эту идею на Пятом сионистском съезде.

В заключение должен заметить, что русский вариант фамилии «Шапиро» с буквой «о» на конце. На иврите обычно писали эту фамилию с буквой «алеф». Отсюда и пошло написание «Шапира». Когда я репатриировался мне дали фамилию с «вав» на конце, а мои родственники, прибывшие в Палестину еще до образования государства Израиль, имели фамилию с «алеф». Естественно, что это одна и та же фамилия. Носители её имеют, в основном, белорусские и литовские корни.

 МАКС НОРДАУ

Макс Нордау родился в 1849 году в Будапеште. Сын раввина он получил традиционное еврейское образование, но в возрасте 18 лет, увлекшись идеями Дарвина о происхождении видов, отошел от религии. В 1875 г. окончил медицинский факультет Будапештского университета и с 1880 г. занялся частной практикой в Париже. С 1867 г. Нордау сотрудничает с рядом крупнейших европейских газет. Нордау стал известным философом благодаря книге «Обычная ложь культурного человечества» (1883), в которой он подверг резкой критике религию, разложение и гнет монархических и аристократических режимов и двуличие политических и экономических институций; в качестве альтернативы Нордау предложил свою «философию человеческой солидарности», основанную на идее единства разума и любви и требующую установления тесной связи между социальным устройством и свободой научного знания. Книга была переведена на 15 языков, включая китайский и японский, и запрещена в Австрии и России. Следующая книга Нордау, «Парадоксы обычной лжи» рассматривала проблемы оптимизма и пессимизма, страстей и предрассудков, социального гнета, любви и т. п. Книга выдержала несколько изданий и была также переведена на многие языки. В третей книге «Вырождение» (1892) Нордау выносит вердикт европейскому обществу — грядет катастрофа современной цивилизации. Вырождение — это диагноз, который психиатр и философ Нордау ставит обществу, культуре и ее наиболее ярким представителям: писателям, поэтам, композиторам рубежа веков — эпохи fin de siècle. Все цивилизованное человечество, по его мнению по крайней мере высшие слои больших городов, представляет собой больницу. Симптомы болезни века — психопатию, истерию, манию величия, эгоизм, эротоманию, себялюбие, наследственные заболевания, эстетизм, мистицизм — Нордау находит в произведениях великих писателей этой эпохи.

Еврейский вопрос никогда не был чужд Нордау. Уже в «Обычной лжи» он резко порицал антисемитизм, видел в нем один из симптомов болезни века. В 1892 г. Нордау познакомился с Теодором Герцлем, с которым имел много общего — происхождение из Венгрии, влияние немецкой культуры, занятия литературой и журналистикой. В качестве парижских корреспондентов немецких газет оба были свидетелями вспышки антисемитизма во Франции во время дела Дрейфуса.

По воспоминаниям Теодора Герцля, присутствуя на гражданской казни Дрейфуса в 1894 году в качестве корреспондента австрийской газеты и услышав, как толпа скандирует: «Смерть евреям!», он всерьёз задумался об идее переселения евреев в Палестину.

В ноябре 1895 г. Герцль обсуждал с Нордау идею создания еврейского государства, и Нордау увидел в ней возможность реализации евреями на их собственной земле его «философии солидарности». Как и Герцль Нордау, по-видимому, мечтал о создании идеального еврейского государственного образования, свободного от пороков современного ему европейского общества. Напомню, что Герцль написал даже в 1902 году художественный роман-утопию «Обновленная земля», в котором он отобразил свое видение устройства идеальной еврейской общины в Палестине в 1923 году.

На 1-м Сионистском конгрессе в Базеле (1897) Нордау произнес знаменитую речь о положении еврейского народа и был председателем комиссии, разработавшей проект Базельской программы.

Главной идеей Базельской программы было «создание национального дома на земле Израиля». Достижение этой цели объявлялось возможным благодаря:

1. Поселению в Палестине сельскохозяйственных рабочих и представителей технических профессий;
2. Организации еврейского движения и усилению его созданием местных организаций в разных странах;
3. Усилению национальных чувств еврейского народа;
4. Проведению мероприятий, разъясняющих правительствам европейских государств важность создания еврейского государства.

На конгрессе в Базеле был утвержден израильский флаг.

Нордау был вице-председателем на первых шести Сионистских конгрессах, а с 7-го по 10-й — их председателем. В своих знаменитых обращениях к конгрессам, ставших классикой сионистской литературы, Нордау давал обзоры положения евреев в мире, описывал тяжелое моральное и материальное состояние восточноевропейского еврейства и жизнь эмансипированного и ассимилированного еврейства в западных странах. Нордау предупреждал, что в сложившейся ситуации шестимиллионное еврейство Восточной Европы обречено на гибель, и только воплощение сионистской идеи может предотвратить трагедию. По этой причине Нордау выступал в защиту политического сионизма Герцля, против идеи культурного сионизма Ахад-ха-Ама и поддержал план Уганды как возможность немедленного избавления еврейских масс, хотя рассматривал его как временное решение. Вместе с тем, Нордау возражал и против концепции «практического сионизма», полагая, что решение должно быть достигнуто политическим путем, а не постепенной сельскохозяйственной колонизацией. Когда после смерти Герцля Нордау предложили место председателя Сионистской организации, он ответил отказом, хотя сам Герцль в свое время прочил его на этот пост.

В начале Первой мировой войны Нордау как австро-венгерский подданный был вынужден оставить Францию, его имущество было конфисковано; он жил в нейтральной Испании, позже — в Амстердаме и Лондоне. Нордау сочувственно отнесся к идее В. Жаботинского о создании Еврейского легиона, однако полагал, что сионистское движение должно оставаться нейтральным, поскольку сионисты есть среди граждан обеих воюющих сторон. В 1919 г., когда волна еврейских погромов прокатилась по Украине и другим частям бывшей Российской империи, Нордау настаивал на немедленном переселении шестисот тысяч евреев в Эрец-Исраэль. Руководство Сионистской организации отклонило это предложение как нереальное, и с 1921 г. Нордау отдалился от активной сионистской деятельности.

Через три года после кончины Нордау, в 1926 г., его прах был перевезен из Парижа и захоронен на кладбище «Трумпельдор» (Старом кладбище) в Тель-Авиве.

(продолжение следует)