ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

Вот, реб Шолом-Алейхем, это моя жена Голда…, то есть Злата. Злата, золотце моё, посмотри какой у нас гость! Узнаёшь? (Поддерживает пошатнувшуюся жену). Тихо, тихо, ша, не знал, что ты у меня такая слабонервная. Вижу, что узнала. Реб Шолом-Алейхем, она не могла вас не узнать, она же директор библиотеки. Златочка, поздоровайся, наконец, с человеком.

Инна Рикун-Штейн

Тевье дер милхикер 2023

5783 טביה דער מילכיקער‏

СЦЕНЫ ИЗ ЖИЗНИ ВОЕННОЙ ОДЕССЫ

Действующие лица

Шолом-Алейхем (Соломон Наумович Рабинович)

Анатолий (Толик) — главный технолог Гормолзавода № 1

Злата (Голда) — его жена, директор библиотеки

Света — старшая дочь, живёт с родителями. Учительница математики. В свободное время шьёт термобельё.

Ева (Хава) — вторая дочь, живёт в Израиле. Харедим. Многодетная мать. Шестеро детей — мал-мала меньше, самый младший в коляске. Беременна.

Белла (Бейлка) — третья дочь, самая красивая, живёт в Америке. Актриса.

Надежда (Шпринца) — младшая дочь, живёт в Германии. Медсестра в хосписе.

Семён — муж Светы. Воюет.

Гриць — отец Семёна, фермер в пригородном селе.

Валя — мать Семёна.

Моня (Менахем-Мендл) — сын четвероюродной сестры Златы.

Влада — дочь Светы и Семёна. 17 лет. Пишет стихи.

Марик — сын Светы и Семёна. 6 лет.

Пролог

На сцене темно. Понемногу начинает светиться экран. На экране вырисовывается памятник Шолом-Алейхему в Киеве. От памятника отделяется Шолом-Алейхем. Луч света следует за ним. Выходит на авансцену.

Шолом-Алейхем. Шолом алейхем, дорогие одесситы! Мир вам! Сегодня эти слова звучат так актуально, так актуально…

Из-за правой кулисы появляется Анатолий в белоснежном халате с логотипом гормолзавода № 1. Свет и на него.

Анатолий. Так актуально, что плакать хочется. Добрый вечер, реб Шолом-Алейхем.

Шолом-Алейхем. Добрый вечер и вам … (всматривается в Анатолия). Так это же вы, реб Тевье!

Анатолий. Недаром моя бабушка Цейтл, царство ей небесное, говорила, что я как две капли… молока похож на её отца, моего прадедушку Тевье, про которого вы такую книжку написали, что люди уже больше ста лет над ней и плачут, и смеются. В честь прадедушки меня и назвали.

Шолом-Алейхем. Так вы Тевье.

Анатолий. Ну, не так буквально. В то время, когда я родился, и в той стране, в которой я родился, евреям приходилось поломать голову, чтобы следовать традиции и назвать ребёнка в честь умершего родственника. Главное — чтобы первая буква совпадала.

Шолом-Алейхем. Как же вас зовут? Что-то не могу придумать ничего подходящего на букву Т. Тарас? Теймураз? Тихон!

Анатолий. Анатолий.

Шолом-Алейхем. И где же первая буква Т?

Анатолий (смущённо). Все зовут меня Толик.

Из-за кулис доносится голос Златы. Входит энергичным шагом.

Злата. Тооолик! Ты куда запропастился?

Анатолий. Вот, реб Шолом-Алейхем, это моя жена Голда…, то есть Злата. Злата, золотце моё, посмотри какой у нас гость! Узнаёшь? (Поддерживает пошатнувшуюся жену). Тихо, тихо, ша, не знал, что ты у меня такая слабонервная. Вижу, что узнала. Реб Шолом-Алейхем, она не могла вас не узнать, она же директор библиотеки. Златочка, поздоровайся, наконец, с человеком.

Злата. (дрожащим голосом). Добрый вечер, Соломон Наумович. Вы к нам оттуда?

Показывает пальцем сначала вниз, потом вверх. Шолом-Алейхем смеётся.

Анатолий. Злата, ты считаешь, что Шолом-Алейхем умер?

Шолом-Алейхем. (в зал). Вы считаете, что я умер? Не торопитесь считать меня мертвым, и язык, на котором я писал, идиш, он всё ещё жив…

Затемнение

Сцена первая

Постепенно начинает светится экран. Фото Дюка в мешках. Освещается сцена. Вечер. Блэкаут. Начинают светиться новогодние гирлянды. Посередине комнаты стол. На столе зажжённая керосиновая лампа. Слева ножная швейная машинка Зингер, освещённая светодиодной настольной лампой на прищепке. За столом сидят Злата и Толик. Одеты по-домашнему. Пьют чай. Света строчит на машинке кофту от термобелья. Рядом на сидении стула — стопка готовых изделий. На низенькой табуретке сидит Марик, срезает ниточки с только что пошитых кальсон. Ощущение мира, покоя, домашнего уюта.

Звучит сигнал воздушной тревоги. Голос Арестовича: «Увага! Повітряна тривога! Пройдіть в найближче укриття». 2 раза

Освещается левая часть сцены. Коридор. Две стены. Входная дверь бронированная. Дверь в комнату. Света хватает Марика за руку, бегут в коридор. Появляется Шолом-Алейхем.

Шолом-Алейхем. Что это было?

Света (нервно): Что это, что это… Воздушна тревога, вот что это! Первый раз слышите? Мама, папа, в коридор! И вы — в коридор!

Злата. Света, ты как с нашим гостем разговариваешь?

Анатолий. Реб Шолом-Алейхем, это наша старшая дочь Светлана. Мы её назвали в честь моей бабушки Цейтл, царство ей небесное. Цейтл — Цецилия — Сесилия, ну, вы поняли.

Злата. Соломон Наумович, вы на Светочку не обижайтесь. Она вообще-то у нас воспитанная, культурная, учительница математики. Но вы же сами видите (показывает на гирлянды), это у нас не Новый Год, это у нас блэкаут. Свет дают на два часа днём и на три часа ночью. Интернета нет. Какая может быть удалёнка?

Анатолий. Вот, достали Зингер бабушки Цейтл, Света шьёт термуху нашим хлопцам.

Злата. Она вся на нервах. Муж её, зять наш, Сёма воюет. Двое детей. Младший Марик, старшая Влада. Такая талантливая девочка! Пишет стихи! Света, где Влада?

Света. Где может быть Влада! На сетках!

Шолом-Алейхем. На каких сетках? Какая удалёнка? Что за термуха? Что за интернет? Ничего не понимаю!

Света. Я тоже не понимаю, кто это?

Марик. Мамочка, ну ты просто, как маленькая. Что же здесь непонятного? (Подходит к Шолом-Алейхему, берёт его за руку). Это тот дедушка, зейделе, который написал про мальчика по имени Мотл. Мы с бабушкой вместе эту книжку читали. Мне хорошо, я сирота. Дедушка, у нас война. У нас теперь много сирот.

Звучит сирена воздушной тревоги «Цева адом».

На экране фото Бней-Брака. Освещается правая часть сцены. В мамаде сидит Хава с детьми. Одета, как харедим. Шесть детей, младший в коляске. Один ребёнок на горшке.

Все кричат на идиш. Их виль эсен! Их виль тринкен! Их виль пи!

Старшая девочка с книгой. Брат выдирает книгу. Она выдирает у него, бьёт книгой по голове.

Хава. Формах цым пыск! Все быстро закрыли рты! Кому я сказала! Это не дети! Это наказание! Дайте позвонить!

Набирает номер. Звонит телефон. Света бежит в комнату, хватает телефон, который лежит на столе.

Хава. Света, привет!

Света (разочарованно). А, Хава, это ты. А я думала… У нас воздушная тревога!

Хава. Ты будешь долго смеяться, но у нас тоже цева адом. Сидим в мамаде.

Света. Мама, это Хава.

Злата (хватает трубку). Евочка, ты не поверишь! У нас в гостях…

Хава: Мама, сколько можно тебе повторять! Я не Ева, я — Хава!

Анатолий. Реб Шолом-Алейхем, это наша дочь Ева. Хава. Она живёт в Бней-Браке. Это рядом с Тель-Авивом. Это в Израиле. В бывшей Палестине. Ой, это долго. Я вам потом всё объясню. Она и её муж — харедим. У них, как у Тевье с Голдой, семеро детей. Три мальчика и четыре девочки. Или наоборот? Четыре мальчика и три девочки?

Хава подходит к отцу. Она в положении.

Хава. Папа, не позорься! У нас всего шестеро детей! Три мальчика и три девочки. Седьмой только в проекте.

Шолом-Алейхем. Я вижу, ваш проект будет очень скоро претворён в жизнь. С Б-жьей помощью.

Хава. Беэзрат hашем.

Шолом-Алейхем. Вы и ваши дети говорите на идиш.

Хава. Мы же харедим. Благодаря нам полмиллиона людей всё ещё говорят на идиш. По всему миру. И в Бруклине! (На экране Бруклин, Брайтон, Украинский перекрёсток, Боро-Парк). Представьте себе, моя сестра Белла…

Из-за левой стороны экрана выходит Белла. Шорты, майка, хвост на резинке. Руки вытянуты вперёд, свежий маникюр, машет руками, дует на ногти.

Белла. Не хочешь же ты сказать, что я живу на Брайтон-Бич? Мы уже давно живём на бульваре Сансет.

На экране бульвар Сансет с видом на буквы «Голливуд», вид на Лос-Анжелес, между ними фото молодого Вуди Алена.

Анатолий: Это Бейлка. Белла. Наша блуждающая звезда.

Хава: Я бы даже сказала — переменная.

Белла. Я теперь вполне стационарная.

Хава (показывает на экран). Конечно, с таким мужем.

Из-за правой стороны экрана выходит Надя в леопардовых леггинсах, леопардовой блузке и на высоких каблуках. В руках пылесос.

На экране Берлин. Бранденбургские ворота. Площадь Одесса.

Надя. Что, сестрички дорогие, опять цапаетесь?

Злата. Надичка, это шо за прикид? Ты же из приличной семьи.

Надя. Мама, как ты думаешь, если бы я Шольцу всё время не намекала, он дал бы вам танки?

Злата. А каблуки? 12 сантиметров! Кто же пылесосит на каблуках?

Надя. А это для моего Арончика. Чтобы он помнил, где его место.

На экране картинка «Подкаблучник».

Анатолий (обращается к Шолом-Алейхему). Это наша Шпринца. В смысле — Надя. Живёт в Берлине. Это в Германии. Ой, это вы знаете. Она медсестра, работает в хосписе. А то глядя на этого леопарда вы можете б-г знает, что подумать.

Шолом-Алейхем. И что я могу подумать? Мне нравится. Я очень рад, что ваша Шпринца не утопилась.

Надя. Я? Утопилась?

Шолом-Алейхем. И как же из Шпринцы получилась Надя?

Злата. Очень просто. Шпринца — от испанского эсперанса. Эсперанса! Надежда!

Анатолий. Вот что значит — аидише коп!

Злата. Плюс Библиотечный институт.

Голос Арестовича «Отбой воздушной тревоги». 2 раза.

Анатолий. Извините, реб Шолом-Алейхем, у меня ночная смена. Непрерывное производство. Видите, где я работаю?

На экране снимки Гормолзавода.

Злата. Он у меня главный (!) технолог нашего Одесского гормолзавода № 1. Пошёл по стопам прадедушки. Идёмте, Соломон Наумович, и ты, реб Тевье (с иронией), я дам вам покушать.

Уходят.

Света. Девчонки, я так соскучилась! Идите, я вас обниму.

Сёстры обнимаются. Выходят на авансцену, выстраиваются в линейку. Света в халатике. Хава в длинной юбке, кофте с рукавами, на голове платок. Белла в шортах. Надя в леопарде.

На экране митинги в поддержку Украины в разных странах.

Поют:

Ой у лузі червона калина похилилася
Чогось наша славна Україна зажурилася
А ми тую червону калину підіймемо
А ми нашу славну Україну
Гей, гей, розвеселимо!

Затемнение

Тихо продолжает звучать:

А ми тую червону калину підіймемо
А ми нашу славну Україну
Гей, гей, розвеселимо!

Сцена вторая

На авансцену выходят навстречу друг другу Шолом-Алейхем и Толик.

Анатолий. Вейзмир, реб Шолом-Алейхем, война. Тяжёлый год. А за юр аф мане соным… Так говорила моя бабушка Цейтл. Даже не думал, что я это помню… (Вздыхает). Ложишься спать и не знаешь, суждено ли тебе проснуться. А вдруг прилёт? Ладно я, ладно Злата, хотя мы же ещё тоже не с ярмарки, но ведь Светочка, внуки. Как говорил мой прадедушка Тевье: «Внуки еще в тысячу раз дороже, чем дети. «Чада и чада чад твоих!»

Шолом-Алейхем. А вы не думали уехать к Хаве в Палестину? Простите, знаю я, знаю! — в Израиль! В той стране, в которой вас вместо Тевье назвали Толиком, ни в одной моей биографии ни слова не было о том, что я был сионист. Вы, конечно, не читали мою статью «Почему евреям нужна их собственная страна». Тевье так мечтал побывать на могиле праматери Рахили, теперь у вас есть такая возможность.

Анатолий. Нет, реб Шолом-Алейхем. Отвечу вам словами прадедушки: «Что не говорите, всё-таки батькивщина! Вырос тут, маялся всю жизнь и вдруг, пожалуйте, изыди! Говорите, что хотите, но это очень больно!» Знаете, что? Давайте поговорим о более веселых вещах. Что слышно насчет холеры в Одессе?

На экране «1970», плакат «Мойте руки …», холерный эмбрион, надпись «эль тор», вино, водка с солью, тетрациклин. Пока появляются картинки, Анатолий и Шолом-Алейхем подходят к столу, берут бокалы с белым вином, опять выходят на авансцену.

Поют:

Ваше благородие, госпожа холера,
Судя по фамилии, вы жена Насера.
Двадцать граммов хлорки
В армянский коньяк —
Не нужна касторка —
Пронесет и так!…
Анатолий. Ту холеру пережили, переживём и эту!

Чокаются.

Шолом-Алейхем. Лехаим!

Анатолий. За жизнь!

Звучит «Лехаим». Сёстры Берри

https://www.youtube.com/watch?v=eAmXnIQVAno

Сцена третья

Затемнение

Утро. За столом Анатолий, Злата, Марик. Одеты по-домашнему. Завтракают. Стук в дверь. Анатолий открывает. Входит Моня — беженец из Касриловки. Оборванный, в стоптанных ботинках, грязный. Из-под куртки виднеются цицес. За спиной мешок. Держит переноску с кошкой.

Моня. Мир вашему дому!

Кладёт мешок на пол. Рядом ставит переноску.

Анатолий. Здравствуйте. Откуда будете?

Моня. Откуда? Из Касриловки. Родственник ваш. Правда, не так, чтобы очень близкий; ваша жена Злата приходится моей маме кровной четвероюродной сестрой.

Анатолий. Погодите-ка. Бабушка вашей тетки и тетка бабушки моей жены, были как будто бы чуть ли не кровными двоюродными сестрами. Но дело в том, что я забыл, как вас зовут, вылетело у меня из головы ваше имя. Как же вас зовут?

Моня. Меня зовут Моня, но мама моя, кровная четвероюродная сестра вашей жены, называла меня Менахем-Мендл.

Злата (подходит к Моне). Моня, так ты сын Бронечки? Как она поживает? Как дела в Касриловке?

Экран. Разрушенные села. Все поворачиваются. Смотрят.

Моня. Моя мама говорила, что я Менахем-Мендл. Шлимазл. Неудачник. Но мне как раз повезло. А моей маме — нет…

Плачет. Злата его обнимает. Марик подходит к переноске. Берёт кошку на руки.

Марик. Бабушка, дедушка, у нас в садике две новенькие девочки, Олечка и Полечка. Они из Мариуполя. Вы что, не понимаете, у дяди Мони больше нет дома. Ему негде жить. И кошечке негде жить. Вы же их не выгоните?

Анатолий. Ну, что ты, Марик. Дядя Моня будет жить у нас. И кошечка будет жить у нас. Правда, Златочка?

Злата. А я, что, сказала нет? Тем более, Моня явился к нам не совсем пустой. Что там у тебя в мешке? (Поднимает мешок). Ого! Золотые слитки?

Моня. Почти, тётя Злата.

Развязывает мешок, вынимает и по одной выкладывает на стол книги.

На экране собрание сочинений Шолом-Алейхема на русском и украинском языках.

Злата. Боже мой! Собрание сочинений Шолом-Алейхема! Шесть томов! Первое издание! 59-ый год!

Прижимает книгу к груди. Кладёт на стол. Берёт другую.

Злата. Не може бути! Бібліографічна рідкість! Твори в чотирьох томах!

Выходит на авансцену, раскрывает книгу, читает.

Злата. Він ніколи не вернеться, цей печальний і зворушливий світ Касрилівок, Бойбериків, Єгупців, їхніх чудових мешканців — хлопчиків Мотлів, диваків Менделів, молочарів Тев’є, він ніколи не вернеться — стільки лютих гроз промчало над ним відколи найкращий знавець цього маленького світу назавше закрив свої скорботні, свої веселі очі.

На экране портрет Шолом-Алейхема.

Анатолий. Злата, золотце моё, я понимаю, тебе мало книг в твоей библиотеке, но может человека надо накормить?

Марик. И кошечку!

Анатолий. И кошечку.

Затемнение

Сцена четвёртая

На авансцену выходят Злата и Марик. Злата под зонтиком ведёт Марика из детского сада. Идёт дождь. Шум дождя. На экране фото бульвара в дождь.

Злата. Маричек, радость бабушкина, чем вас в садике кормили?

Марик. Бабушка, я не помню.

Злата. Несчастный ребёнок. Сейчас придём домой, и бабушка даст тебе куриную котлетку. А что вы в садике делали? Надеюсь, книжки читали?

Марик. Мы песенку учили. Хорошую.

Напевает первый куплет «Ойфн припечек».

Ойфн припичек брэнт а файерл
Ун ин штуб из hэйс
Ун дэр рэбэ лэрнт клейнэ киндэрлэх
Дэм алэф—бэйс.

Появляется Шолом-Алейхем под большим старым зонтом.

Шолом Алейхем. Я знал, что эта песня будет жить долго! Майн тайерле кинд, её написал твой тёзка Марк Варшавский.

Показывает на экран. На экране фото Варшавского.

Шолом Алейхем. Когда я услышал его песни, я вскричал: «Злодей! Почему вы их не печатаете? Если бы я не знал, что это ваши собственные песни, я мог бы поклясться, что их пела мне моя мать!» Я заставил его издать сборник песен, сам написал предисловие, и этот сборник был издан в Киеве, потом в Одессе, потом в Нью-Йорке, потом в Буэнос-Айресе, и, наконец, в Израиле!

Злата. Марик, представь себе, Варшавский родился в Одессе.

Марик. Бабушка, как будто я не знаю, что все великие люди родом из Одессы.

Темнеет. Дети с бумажными светящимися фонариками выходят из-за правой и левой кулисы, поют.

Ойфн припичек брэнт а файерл
Ун ин штуб из hэйс
Ун дэр рэбэ лэрнт клейнэ киндэрлэх
Дэм алэф—бэйс.

Ун дэр рэбэ лэрнт клэйнэ киндэрлэх
Дэм алэф — бэйс
Лэрнт киндэрлэх, гэдэйнкт че тайерэ
Вос ир лэрнт до.
Зогт че нох а мол, ун такэенох а мол
Комэц—алэф — о!
Зогт че нох а мол, ун таке нох а мол
Комэц—алэф — о!
Аз ир вэт киндэрлэх элтэр вэрн
Вэт ир алэйн фарштеэйн,
Вифл ин ди ойсиес лигн трэрн,
Ун вифл гэвэйн.
Вифл ин ди ойсиес лигн трэрн,
Ун вифл гэвэйн.
Лэрнт че киндэрлэх мит гройс хэйшэк
Азой зог их айх он.
Вэр с’вэт бэсэр фун айх кенэн лэрнэн
Дэр бакумт а фон.
Вэр с’вэт бэсэр фун айх кенэн лэрнэн
Дэр бакумт а фон.

Ойфн припичек брэнт а файерл
Ун ин штуб из hэйс
Ун дэр рэбэ лэрнт клэйнэ киндэрлэх
Дэм алэф—бэйс
Ун дэр рэбэ лэрнт клэйнэ киндэрлэх
Дэм алэф — бэйс

Затемнение. Дети уходят в правую и левую кулису. Уходят в разные стороны Злата с Мариком и Шолом Алейхем.

Сцена пятая

На авансцене в луче света Света. В руке мобильный телефон. На экране часы. Пять минут девятого. Вечер.

Света. Уже пять минут девятого. Сёма всегда звонит ровно в восемь. Мы так договорились. Боже мой, готеню, если ты есть, пусть он позвонит. Готеню, ответь, сколько может выдержать человек? Как ты мог всё это допустить? Наверное, тебя всё-таки нет. Что я такое говорю? Готеню, ты меня не слушай, прошу тебя, пусть Сёма позвонит.

Плачет. Звонок. Звуки канонады. Работает арта.

Голос Сёмы. Светик, привет. Извини, немного припозднился. Что, уже вообразила себе всякие ужасы? Я тебя знаю.

Света (вытирает слёзы, бодрым голосом). Сёмочка, что за глупости. Знаешь ты меня, как же. Я совершенно спокойна. Лучше скажи, как ты?

На экране окоп. Грязь.

Сёма. У нас всё нормально. Я поел и в шапке. Как Влада?

Света. Твоя дочка дома только ночует. Она каждый день на сетках. И говорит только по-украински. І вірши, ти собі уявляєш, пише тільки рідною мовою.

Сёма. Та яка ж розумниця. Папина доця. А как Марик?

Света. Ой, это какой-то малолетний Эйнштейн. Такой цикавый. И всё-то он знает, всюду суёт свой нос.

Сёма. Кого-то он мне напоминает. Ты случайно не знаешь, кого?

Грохот боя усиливается. Видео. Работает гаубица.

Сёма (кричит). Света, тут хлопцы ужин приготовили. Целую! Завтра позвоню!

Света (тоже кричит): Позвони маме!

Затемнение

Сцена шестая

На столе праздничная скатерть. Злата в нарядном платье и фартуке. Толик в брюках, рубашке. Злата накрывает на стол. Толик выносит большую бутылку водки «Гетьман». Злата — графин с компотом, потом кастрюлю на 7 литров.

Моня сидит за швейной машинкой Зингер. Строчит. Рядом на стуле стопка теплого белья. На белье сидит кошка. Марик сидит на табуреточке, обрезает нитки. День. Ярко светит солнце.

Толик. И чем ты собралась удивлять наших махтейнесте?

Злата. Валю удивишь, как же. Можно подумать, ты не знаешь, как она готовит. Сварила борщ (показывает на кастрюлю). Борщ всегда был нашим общим украино-еврейским достоянием. А теперь это всемирное достояние. Я теперь должна варить борщ под контролем ЮНЕСКО.

Стук в дверь. Толик открывает. Входят сваты Валя и Гриць. Гриць седой. В вышиванке и пиджаке. В руках у него бутель с самогоном. У Вали на плечах українська хустка з китицами. Женщины чмокаются. Марик бежит обниматься.

Марик. Бабушка! Дедушка!

Гриць. Обережно, шибеник! (Передает бутель Толику).

Анатолий. О! Слеза младенца! (Ставит бутель рядом с бутылкой водки. Сравнивает прозрачность). Не отличить! Гриша, вы — профи!

Гриць. Завжди дотримуюсь технології і ніколи не знижую градус.

Валя и Гриць отодвигают стулья от стола, садятся. Видно, что устали.

Валя (оглядывается вокруг). А де ж наша невісточка?

Злата. Света поехала на Новую почту. Отправлять посылку Семёну. Влада ей помогает. Сейчас будут.

Гриць. Дякуємо, дорогі свати. Семен нам казав. І про теплу білизну, і про ліки, і про смаколики.

Открывается дверь. Входят Света и Влада. Влада кудрявая. Обе в вышиванках и джинсах. У Влады джинсы драные.

Влада (чмокает сельских бабушку и дедушку): Бабуся! Дідусь!

Света (обращается к Вале и Грицю): Вибачте, ця клята машина не бажала заводитись. До пошти довезла, а назад — ні за що. Ледве впоралась.

Бросает ключи от машины на стол. Злата с Толиком переглядываются. Толик кладёт ключи в карман джинсов.

Злата. Ну, раз все в сборе, прошу к столу. Моня, тебе нужно особое приглашение?

Открывает крышку. Из кастрюли подымается пар. Разносится аромат борща. На экране «Борщ наш».  Марик бежит, плюхается на стул. Моня втягивает запах, идёт, как сомнамбула.

Одновременно, втягивая воздух, появляются Хана с детьми, Белла и Надя.

Толик. Смотри, Златочка, все слетелись на твой борщ.

Злата. Мои птички. Садитесь, садитесь, всем места хватит.

Белла. Что, Евка, припёрлась со всем своим колхозом?

Хава. Сколько можно повторять! Я не Ева, я — Хава! А ты, Бэлка, завидуй молча. И у нас не колхоз, а кибуц.

Надя и Света (одновременно). Девочки, не ссорьтесь. Сестрёнки, не ссорьтесь.

Валя. Грицю, а де ж наш інший гостинчик? Вчепився в отой бутель і про все забув. А ну, швидко!

Гриць встаёт, выходит за дверь и возвращается с садовой тележкой. На тележке огромный кабак.

Валя. Владочка, сонечко моє, ти казала, що полюбляєш гарбузове, гарбузове… як його в біса? Гарбузове…

Влада. Латте!

На экране латте.

Хана. А я детям сварю кабаковую кашу с рисом!

На экране каша.

Белла. Каша! Фу! Я пампкин-суп сварю!

На экране суп.

Злата. Дети, ша! Надеюсь, от моих вертут с кабаком никто не откажется?

На экране вертута.

Злата. Всё, я наливаю борщ!

Опять открывает крышку. Берёт половник.

Толик. Златочка, постой! Реб Шолом-Алейхем! Где вы? Просим к столу!

Появляется Шолом-Алейхем.

Шолом-Алейхем. Я уже давно здесь. Такой аромат даже мёртвого поднимет из могилы.

Толик усаживает его за стол.

Толик. Дорогой сват! Наливайте вашу оковиту.

Гриць разливает по стопкам взрослым. Марик тянет стакан, получает от Светы по рукам. Наливает ему компот. Хава наливает компот детям.

Толик. За что пьём?

Гриць. (встаёт). В нас зараз тільки один тост: За перемогу!

Все взрослые. (встают, чокаются). За перемогу!

Постепенно темнеет. В полумраке уходят заграничные гости. Злата целует деток Хавы, Света прощается с сёстрами. Освещение вечернее, как в первой сцене. За столом Толик и Гриць, Злата и Валя переговариваются, Света сидит пригорюнившись. Выглядят как после долгого застолья. Бутель почти пустой. Водку никто не пил. Графин пустой. На табуретке пустая кастрюля, на которой лежит половник. Пиджак Гриця висит на спинке стула. Влада ходит по комнате, что-то бормочет под нос. Моня строчит, зевает. Марик сидит на стуле лицом к двери, дремлет. На экране появляется украинский пейзаж.

Гриць (подперев щёку ладонью начинает петь).

Як я малим збирався навесні
Піти у світ незнаними шляхами,
Сорочку мати вишила мені
Червоними і чорними нитками.

Все подхватывают. Влада подходит, обнимает бабушек за плечи.

Два кольори мої, два кольори,
Оба на полотні, в душі моїй оба,
Два кольори мої, два кольори:
Червоне — то любов, а чорне — то журба.

Мене водило в безвісті життя,
Та я вертався на свої пороги,
Переплелись, як мамине шиття,
Мої сумні і радісні дороги.

Мені війнула в очі сивина,
Та я нічого не везу додому,
Лиш горточок старого полотна
І вишите моє життя на ньому.

Дверь открывается, входит Семён с букетом. Семён с нуля, выглядит соответственно. Все увлечены пением. Никто его не видит, кроме Марика.

Марик. (Бежит со всех ног к отцу, виснет на нём). Папа! Папа!

Света. Сёма!

Немая сцена.

Затемнение

Эпилог

Направленный свет на Свету, она собирает военный рюкзак, второй свет на Злату, она тоже собирает военный рюкзак. Рюкзаки на стульях, на столе бельё, носки, майки, трусы, балаклавы, шапки с бафами, одноразовые станки, всё по два. Складывают синхронно. Влада ходит по комнате, бубнит себе что-то под нос. Входят Семён и Моня, оба в форме, Толик и Марик. Семён и Моня несут спальники, Толик и Марик — карематы.

Марик. Мама, бабушка, смотрите, что у нас есть! Нам Катя дала!

(Про Катю поймут только одесситы. Катерина Ножевникова, наша гордость, самый известный волонтёр, возглавляет благотворительный фонд «Корпорация монстров»).

Семён. Завтра заберём джип из ремонта, подъедем к ней, загрузимся по-полной: мавиками, старлинками, аптечками, хлопцы будут довольны.

Злата. (подходит к Моне). Вот, Моня, я просмотрела наш семейный альбом, нашла фото Бронечки. Тут она совсем молодая.

Моня. Мамочка… (кладёт фото в карман куртки, плачет. Злата обнимает его).

Влада. Татусь, ріднесенький, дорогесенький… (обнимает Семёна, хлюпает носом).

Семён. Хлюп-хлюп. Хлюп-хлюп. Це шо за рюмсання? (Света открывает упаковку бумажных платочков, даёт ему один, он вытирает Владе щёки, как маленькой). Краще прочитай татові віршика, я ж бачив, як ти під носа собі бурмотіла.

Влада выходит на авансцену, читает стихотворение.

Всі народи світу мають заповіти –
Те сакральне Слово, що руйнує скелі.
Кожен із народів має свій Єгипет,
Кожен йде додому крізь свою пустелю.
Все, що з нами буде, вже давно знайоме:
Пам’ять обертає колесо сансари.
Час — невідворотній, наче ешелони
До містечка Бучі з Бабиного яру.
Відійдуть в минуле сльози і тривоги,
У книжках напишуть все, що треба знати –
Через покоління після перемоги
Все, що нам боліло, дітям буде святом.

(Стихотворение Артема Сенчило)

На авансцену выходит Шолом-Алейхем.

Марик. Зейделе! Зейделе! (прижимается к Шолом-Алехему).

Шолом-Алейхем. (указывает на Марика и Владу). Вот оно, будущее Украины. Благословляю вас, дети. (возлагает правую руку на голову Влады). Йесимех Элоѓим кеСара, Ривка, Рахель веЛея. (возлагает левую руку на голову Марика). Йесимха Элоѓим кеЭфраим ве кеМенаше.

По обе стороны от него становятся Семён и Моня. Злата и Толик, Света тоже выходят на авансцену.

Шолом-Алейхем. (обращаясь к Семёну и Моне). Благословляю и вас, наши защитники. Возвращайтесь живыми. Возвращайтесь с победой! (обращается в зал). Шолом алейхем, люди! Мира тебе, Украина!

На экране Оперный театр, салют.

Гимн.