ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

Мама, Розалия Клемпнер, вышла замуж в восемнадцать лет. В девятнадцать — родился я. Отец, Яков Буркун, был на семь лет старше. Ребёнок, зачатый в любви, всегда очень желанный. Беременность и роды проходили без осложнений. И родился я нормальным ребёнком: рост — 51 см, вес — 4,2 кг. Мама рассказывала: впервые взяв меня на руки и приложив к груди, испытала ни с чем несравнимые минуты счастья. Ничто не предвещало той драмы, которая развернулась в ближайшие дни.

Илья Буркун

ЕСЛИ ЧЕЛОВЕК РОДИЛСЯ, ЗНАЧИТ ЭТО КОМУ-ТО ОЧЕНЬ НУЖНО…

(Из книги воспоминаний)

Час зачатья я помню неточно —
значит память моя однобока,
но зачат я был ночью, порочно,
и явился на свет не до срока.
…Я рождался не в муках, не в злобе:
Девять месяцев — это не лет!
Первый срок отбывал я в утробе —
ничего там хорошего нет.
В те времена укромные,
теперь — почти былинные,
когда срока огромные
брели в этапы длинные…
Владимир Высоцкий.

Сентябрь богат на события

Мы с Владимиром Высоцким почти одногодки. Я старше всего лишь на пять месяцев. Но важна эпоха, и эта эпоха задала тон многому в моей жизни. А она была жутковато — репрессивная. Поэтому и взял в эпиграф строки Высоцкого, рассказывая о собственном появлении на свет.

Сегодня, когда я пишу эти строчки у нас за окном сентябрь, начало австралийской весны. В саду цветёт лимон, апельсин, мандарин и гранат. Обилие различных цветов, родина которых весь мир. А в Одессе, где я родился и прожил большую часть жизни, наступила осенняя пора, всюду разлиты краски золотой осени. И в эти дни бабьего лета, 2 сентября Одесса отмечает свой главный праздник — день рождения. Вообще, сентябрь богат на события и в жизни человечества, и в моей личной.

В сентябре, 16 числа 2023 года еврейский народ отметил 5784 год. Этот праздник не имеет ничего общего с привычным для нас пониманием Нового года. Нет фейерверков, шампанского, безудержного веселья. Рош ха — Шана — это время переосмысления прожитой жизни, покаяния и надежды на будущее.

С этим праздником связано сотворение мира, вкушение запретного плода, окончание Всемирного потопа и многие другие важные библейские события. Но это день не только сотворения мира и начало человеческой истории, но и день суда, когда Бог судит нас за содеянные поступки. Перед ним три книги. Книга праведников, куда он заносит имена тех, чьи добрые поступки перевешивают плохие. Вторая книга — книга грешников, их ждет соответствующее наказание. И наконец, третья книга, куда записывает имена большинства людей. Они не праведники и не грешники. Чаша весов их добрых деяний и их грехи в равновесии. Поэтому у них есть шанс исправить свою участь покаянием, увеличив этим чашу весов добра. От души желаю в Новом году — Рош ха-Шана Гмар хатима́ това́ — заслужить «хорошей записи» (в Книге жизни).

«Мистика дат»

«Мистика дат», написал о 1 сентябре в своем посте главный редактор портала «Заметки о еврейской истории» Евгений Беркович, вспоминая о дне рождения его мамы — Александры Владимировны Сендеровой, родившейся в этот день.

В австралийском интервью [1] он рассказывал о ней:

«…мама обладала совершенно уникальными человеческими качествами. Как сын я не могу быть объективным, но все, кто с ней близко общался, а этот круг был очень обширным, восхищались её житейской мудростью, её человеческими качествами… Я уже значительно старше возраста её ухода, но до сих пор соизмеряю свои поступки, мысленно обращаюсь к маме. Смотрю на мир её глазами. Она оказала огромное влияние на меня, на всех членов нашей семьи».

Влияние матери в жизни каждого из нас неоценимо. Их мудрость, жертвенность, любовь и преданность поразительны. Так случилось, что 1 сентября стал мистическим днем и в моей жизни. Я тоже появился на свет в первый день весны, 1 сентября, страшного 1937 года. И мистику этой даты испытываю на себе с первых трагических дней моего существования. Почему? Вы поймете из последующего рассказа, о спасительной миссии мамы в моей жизни…

В школьные и студенческие годы — 1 сентября, день начала занятий и его назовут: «Днем Знаний». Вероятно поэтому был обречён учиться всю жизнь. Став художником и строителем, патентоведом и проектировщиком. А уже здесь, в Австралии, окончил Арт. колледж, стал журналистом, занимался дизайном, освоил профессию реставратора контрабасов, виолончелей и скрипок, реставрировал антиквариат. Способствовали этому, бесспорно, гены моих предков и конечно город Одесса, день рождения которой отмечают тоже в сентябре, но 2 числа. И мои друзья поздравляя, шутили по этому поводу, — старше Одессы на один день…

Одесса

Итак, 2 сентября, 229 лет назад, в торжественной обстановке были забиты первые сваи одесского порта и заложены первые камни города. Так, среди черноморской степи, словно из морской пены возник город из золотистого теплого известняка. На фоне истории человечества срок существования Одессы незначительный. Но только — только достигнув юношеского возраста, город уже известен во всем мире, признанная «столица Юмора», разославшая своих консулов по всему миру. Как выразился Михаил Жванецкий: «Нет на свете континента, где бы ни жили люди, рожденные под душистыми одесскими акациями. Но спросите любого из них, ныне жителя Нью-Йорка или Сиднея, Берлина или Тель — Авива и непременно услышите: «Я — одессит!»

Несмотря на молодость, Одесса быстро сделалась третьей в иерархии российских городов после Санкт-Петербурга и Москвы. А в чём-то даже превзошла. Доротея Генриховна Атлас, известный краевед, знаток Одессы, в книге «Старая Одесса, её друзья и недруги» приводит выдержку из «Одесского вестника» (1865, №2):

«…Услуги Одессы перед целой Россией заключаются в том, что она внесла к нам 1 миллион рублей звонкой монеты и одна покрыла собою больше половины дефицита, внесённого в наш торговый баланс оборотами Петербургского порта». Действительно, — почти три века назад из России в Европу и из Европы в Россию грузы доставляли, в основном, лошадьми. Это было долго, дорого и небезопасно: ведь по всему континенту шли войны. Да и немало разгуливало разбойников.»

Так выглядела Одесса с моря. Эту литографию одесского порта, выполненную в 1837 году в Лондоне, подарил мне известный австралийский журналист Юлиан Фельдман, чьи предки жили в Одессе. Его отец, купец первой гильдии Марк Фельдман, стал почетным гражданином города. И их семейный дом в центре города на ул. Дерибасовcкой, уг. Ришельевской знают все одесситы… Брат отца, Константин Фельдман, стал участником восстания на броненосце «Потемкин». В его честь знаменитый одесский бульвар, носивший до революции имя царя Николая II — Николаевский, после революции переименовали в бульвар имени Фельдмана. Так он назывался вплоть до оккупации Одессы румынскими войсками в начале второй Мировой Войны.

А тогда Одесса, торговый город-порт на Чёрном море, оказалась якорем спасения. «Беды Европы обернулись прибылью для Одессы, и на город посыпались деньги со всего континента: голландские дукаты, венецианские цехины, испанские дублоны, турецкие пиастры, венские талеры», — справедливо заметил американский историк Чарльз Кинг [2].

До войны мы жили на улице Советской армии №31, недалеко от Тираспольской площади. Улице теперь вернули старое название — Преображенская. Дом, где мы жили, был разрушен во время бомбежки в 1941 году. Остались живыми случайно. Я с мамой во время бомбежки находились в госпитале у раненого отца, что спасло нам жизнь…

Отец рассказывал, когда у мамы начались схватки, он на извозчике отвёз её в ближайший роддом на улице Старопортофранковская. Улица подковой окружает город от знаменитой Пересыпи до не менее знаменитой Молдаванки. Когда-то это была граница города, где располагались пограничные заставы. В пределах этой улицы разрешили беспошлинную продажу товаров, т.е. без взимания порто-франко [3] — первая свободная экономическая зона России. И в короткие сроки суждено было родиться городу-фантому, «поднявшемуся из небытия и неожиданно возникшему из степи, моря, неба на чистом горизонте»,— как писал уже упомянутый Чарльз Кинг. Между прочим, Марк Твен, в 1867-м году посетив Одессу, изумлённо заметил: «Куда ни погляди: вправо, влево — везде перед нами Америка!»

МАМА

Мама, Розалия Клемпнер, вышла замуж в восемнадцать лет. В девятнадцать — родился я. Отец, Яков Буркун, был на семь лет старше. Ребёнок, зачатый в любви, всегда очень желанный. Беременность и роды проходили без осложнений. И родился я нормальным ребёнком: рост — 51 см, вес — 4,2 кг. Мама рассказывала: впервые взяв меня на руки и приложив к груди, испытала ни с чем несравнимые минуты счастья. Ничто не предвещало той драмы, которая развернулась в ближайшие дни.

На следующий день меня принесли для кормления. Мама вспоминала, как, посапывая, я приник к её груди, с какой любовью разглядывала, пытаясь понять, на кого похож сын. Насытившись, безмятежно уснул. И вдруг громко заплакал. У меня началась безудержная рвота, судорога пронизала моё маленькое тельце. Вызвали врача. Меня забрали в комнату новорождённых. Врач успокоил маму: такое случается. Но тревога уже закралась в её душу. И так повторялось несколько раз во время кормления. Мой плач, вероятно из-за боли, уже не прекращался. Мама постоянно прислушивалась, слёзы, не переставая, застилали её глаза. Ведь эмоциональная близость матери и новорожденного уникальна. По существу, это продолжение отношений, сложившихся во время беременности. Рождение цементирует эту связь, превращая в реальность. Ребёнок внутри материнского тела и его первое движение — это ощущение части себя, ведь у них обоих общее кровоснабжение. Новорождённому мать отдаёт не только своё молоко, но и всю себя — и чувства, и глаза, и руки, и голос… и душу.

Тем временем прошло три мучительных дня. Провели консилиум врачей. Заведующий отделением пригласил маму к себе, позвали и отца. Тянулись минуты томительного молчания. Вероятно, врач подыскивал слова для своего страшного сообщения: «Произошло непредвиденное — у вашего сына обнаружен врождённый заворот кишечника [5]. Эта патология встречается очень редко и, к сожалению, неоперабельная. Медицина бессильна, — сказал он и добавил, — вы ещё молоды, ещё будете иметь детей…» Через много лет рассказывая об этом, мать не могла сдержать слёз, снова переживая события тех далёких трагических дней. А тогда, в кабинете, когда мне вынесен был смертельный приговор, мама потеряла сознание. Следующие несколько суток она находилась в прострации, не ощущая боли, не понимая происходящее. Отец не отходил от неё…

Страдания прошедшего месяца прочертили следы на юном и красивом мамином лице. От бессонных ночей, от слёз глаза ввались, вокруг век — чёрные круги. Измученная горем женщина не могла не вызывать сочувствие у медиков. Её направляют к помощнику профессора. Познакомившись с историей болезни и осмотрев меня, доцент выразил мнение, которое моя мать уже неоднократно слышала. И вновь вместо решительных действий слова утешения: «Вы так ещё молоды… Понимаю ваше горе. Но мы бессильны. обнаружен врождённый заворот кишечника [5]. Эта патология встречается нечасто и, к сожалению, неоперабельная, — сказал он и добавил, — вы ещё молоды, ещё будете иметь детей… И будь здесь профессор Кох, уверяю вас, и он бы не взялся за операцию». Но мама, словно ничего не слышала. Близкие и родные уже примирились с мыслью, что я — не жилец на белом свете, и, как могли, пытались успокоить несчастную женщину. Она молча выслушивала. Но не сдавалась.

Что может быть пронзительнее и страшнее, чем боль при потере первенца? Эта боль парализует и мозг, и тело, рвутся все земные связи. Есть ли горе тяжелее, чем смерть твоего ребёнка? Каждый родитель предпочёл бы сам сгинуть, чем потерять сына или дочь. Утрачивается смысл жизни. Чувство вины у родителей, потерявших ребёнка, ни с чем несравнимо по своей беспощадности и безнадёжности. Некоторые лишаются разума.

Но Мать — это высшая загадка природы. Даже её смерть не может нас с ней разлучить. Журналист и психолог Леонид Сухоруков [4] очень верно писал о матери: «Мама — пожизненное божество, которое не только дарит жизнь, но и безвременно оберегает нас». События последующих дней — лучшая иллюстрация к этим словам. Нет подвига, на который не была бы способна мать ради спасения своего ребёнка. И к счастью, молодая, хрупкая, девятнадцатилетняя мать, не знавшая ранее никаких забот, через несколько дней придя в себя после пережитого, решает бороться до конца за мою жизнь.

А метроном неумолимо отсчитывает минуты моей жизни. Существую только на физиологических растворах, переливаниях крови, капельницах. Но быстро истощаются силы, теряю вес. Через месяц уже не плачу — только тихо-тихо попискиваю, когда перестают действовать обезболивающие средства. Вес уменьшился больше чем вдвое — вешу всего 2 килограмма. Чтобы как-то поддерживать кровоснабжение, меня постоянно обогревают — укладывают на грелку, а сверху накрывают другой. Иногда признаки жизни едва заметны. Мама с тревогой и ужасом прислушивается к едва уловимому дыханию измождённого сына… И 2 октября ранним утром, прижимая к себе меня, невесомого, завёрнутого в одеяльце, ощущая рядом верное плечо моего отца, сидела в приёмной профессора Коха в областной больнице и ждала его прихода.

Когда профессор Кох вошел в приёмную, мама, не выпуская меня из рук, неожиданно опустилась перед ним на колени. Её плечи содрогались от рыданий. Она не в состоянии была произнести ни одного слова. Мужчины, на глазах которых произошла эта сцена, — сам доктор Кох и мой отец — бросились к маме, помогая ей подняться. Ни о чем, не спрашивая, профессор провел маму и моего отца к себе в кабинет. Поднеся стакан воды, немного успокоив, молча выслушал её рассказ. Долго и внимательно просматривал историю болезни. Ощупал и осмотрел моё хилое, тщедушное, сморщенное тельце. После этого вышел из кабинета и отсутствовал около тридцати минут. Вернувшись, сел напротив матери. «К великому сожалению, я не вправе вселять в вас какую-либо надежду на спасение сына, — сказал он. — В своей жизни я прооперировал всего 9 новорождённых детей с таким диагнозом. И ни одного спасти не удалось. В мировой медицине хирургическое лечение младенцев с таким врождённым заболеванием не практикуется. Но я преклоняюсь перед вами, перед вашим упорством, вашей волей и сочувствую вашим страданиям. Именно поэтому, вопреки всем заключениям специалистов, вопреки здравому смыслу, я всё-таки прооперирую вашего сына. Операция послезавтра. Завтра приезжайте в больницу. Я распоряжусь — Секретарь подготовит направление».

В незабвенный день — 4-го октября 1937 года, когда мне исполнился месяц и четыре дня, — бесстрашный и добрейший профессор Кох сделал виртуозную операцию и даровал мне второе рождение.

Эта история имела продолжение. Я учился в автодорожном техникуме и дружил с однокурсником Рудиком Бортником. Однажды мы с ним пошли на пляж и, когда разделись и остались в плавках, увидел у него точно такой же шрам на животе, какой был у меня. Я заинтересовался, откуда он у него взялся. И услышал историю, очень похожую на мою. Оказалось, в том же 1937-м году Рудика Бортника, в начале октября, гибнущего из-за врождённого заворота кишок, спас от смерти тот же детский хирург профессор Кох. Рудик был его одиннадцатым прооперированным младенцем, считавшимся неизлечимым, и вторым — успешно.

Дорогой читатель, вы, конечно же, понимаете: свершилось чудо, одно из удивительных чудес, происходящих с нами в жизни! Я дожил до вполне почтенных лет, продолжаю трудиться, пишу эти стоки! Это, кстати, ответ многим матерям, чьи тревожные письма о таком же недуге у крошечных сына или дочки я читаю в интернете. Боритесь, никогда не теряйте надежды! У Поля Валери [6] есть замечательная фраза: «Надежда — это недоверие живого существа к точным прогнозам рассудка». Я бы добавил, ещё и к диагнозам. Да, я в долгу у своей самоотверженной мамы и у моего отца. Теперь, когда я уже и сам немолод, меня не покидает комплекс вины перед ними, прожившими жизнь, полную лишений и тяжёлого труда, голодомор и страшную войну, которая сделала отца инвалидом, пережившие трагические потери близких (об этом рассказ в других записках).

А я корю себя, что так мало разговаривал с родителями о них самих, не интересовался, как они жили до меня, не расспрашивал о наших предках. Я практически ничего не знаю о дедушке и бабушке, Евсее и Соне Клеппер, маминых родителях, которых фашисты расстреляли в родном селе Мордаровка под Одессой на глазах у 14-летней дочери Мани, родной маминой сестры — Маня спаслась тогда от расстрела, но потом попала в Освенцим. А ещё казню себя, что по-настоящему не расспросил ни маму, ни отца о своём спасителе — о профессоре Кохе. Даже не знаю его имени — только фамилию.

Верхний ряд: слева направо: мой отец — Яков Буркун, его старшая сестра — Елизавета с супругом, Григорием Карлинским, Старший брат отца — Лев Буркун, Марк Биргер — муж младшей сестры отца Зинаиды. Второй ряд, справа налево. — сестра отца, Зинаида, супруга Марка. У неё на руках шестимесячная дочь Ирина. В центре — родители отца, Аврум и Эстер Буркун. Слева моя мама — Розалия Буркун. У неё на коленях я. Нижний ряд дети Карлинских — Леонид, Яков, Клава. В живых остались только я и Ирина Биргер.

«ЕЖЕВЩИНА»

Для меня с Рудольфом, 1937 год стал счастливым и проклятым для страны. В этот год страшные «Ежовы рукавицы» главного энкавэдэшника страны стиснули горло миллионов ни в чём не повинных людей. Имя Николая Ежова [7], творившего советскую опричнину, стало нарицательным. Ежов — одна из наиболее зловещих фигур в окружении Сталина. На закрытом заседании XX съезда партии Н.С. Хрущев назвал его «преступником и наркоманом».

Имя Ежова наводило ужас на многих в стране, и период его правления вошёл в историю как «ежовщина». «Да не только я, очень многие считали, что зло исходит от маленького человека, которого звали “сталинским наркомом”», — писал Илья Эренбург. А в народе Ежова прозвали «кровавым карликом» (его рост был 154 см; по другим данным — 151 см). Он был сыном дворника и окончил всего три класса церковно-приходской школы. Народный комиссар НКВД писал о себе в анкете: «Имею незаконченное низшее образование». Ежов лично присутствовал при казнях Каменева и Зиновьева. По его приказу из трупов были извлечены пули. Он их бережно завернул в бумажки и надписал: «Каменев» и «Зиновьев» и долго хранил…

Недавно я смотрел фильм «Чекист» современного режиссёра Александра Рогожкина [8], снятый по повести Владимира Зарубина «Щепка»[9], написанной в 1923 году. Через 14 лет — в 1937 году — сотрудники НКВД арестовали автора «Щепки» Владимира Зарубина вместе с женой Варварой Прокофьевной. 28 сентября 1937 года писатель был расстрелян. Меня поразили слова главного героя и повести, и фильма — начальника Губернского ЧК, убеждённого, что во имя Революции надо расстреливать людей тайно, а не прилюдно. Такова чёрная философия всего этого режима:

«Нам нужна сильная, жестокая исполнительная власть. Вот поэтому казнь — в подвале. Это во Франции гильотина, публичные казни, преступник — словно в театре. Он может сказать любую глупость — и всё это останется в памяти зрителя и даст нравственную силу для борьбы. А казнь в подвале, негласная, тайная, казнь без объявления приговора, без всяких внешних эффектов, — такая казнь подавляет личность нравственно. После смерти не остаётся ничего: ни тела, ни могилы, ни даже точной даты смерти!..»

Сталин лично решил осмотреть канал накануне его открытия (фотография выполнена в год моего рождения — 1937 год. Вот и не верь в магию цифр…).

Ежов при всех перипетиях внутрипартийной борьбы двадцатых-тридцатых годов делал ставку исключительно на Сталина. Именно это помогло ему быстро продвигаться по службе и стать «правой рукой» генсека. «Без лести преданный холоп», он даже во время расстрела выкрикнул: «Да здравствует Сталин!» А «хозяин», возглавив кучку людоедов, обретших власть над миллионами людей, реализует преступный наказ главного идеолога большевиков — Ульянова-Ленина, который некогда писал: «Девяносто процентов населения России можно истребить, но только не ослабить усилия на пути к социализму». Исполнителям преступного наказа пропел оду, названную «Нарком Ежов», акын казахского народа Джамбул Джабаев. В переводе с казахского К. Алтайским, она появилась в газете «Правда»:

В сверкании молний ты стал нам знаком,
Ежов, зоркоглазый и умный нарком.
Великого Ленина мудрое слово
Растило для битвы героя Ежова.
Великого Сталина пламенный зов
Услышал всем сердцем, всей кровью Ежов.
[…]
Здесь все тебя любят, товарищ Ежов!
И вторит народ, собираясь вокруг:
— Привет тебе, Сталина преданный друг!
А враг насторожен, озлоблен и лют.
[…]
Мильонноголосое звонкое слово
Летит от народов к батыру Ежову:
— Спасибо, Ежов, что, тревогу будя,
Стоишь ты на страже страны и вождя!

Сегодня читать это стихотворение стыдно и противно. Но в чудовищном 1937-м оно входило в школьные программы. Вал репрессий набирал силу. С подачи Ежова 2-го июля 1937 года Политбюро принимает решение о необходимости проведения учёта враждебного контингента и принятия мер к его ликвидации. В число враждебного контингента попали некоторые народы — в частности, немцы. 20 июля 1937 года Политбюро рассылает указание — арестовать всех немцев во всех областях. Это коснулось всех членов немецких семей. Только в одном 1937-м году было осуждено более 38 тысяч российских немцев. А всего за годы репрессий — более полтора миллиона человек. Но 1937 год побил все кровавые рекорды. Только в этом году около 900 тысяч осуждённых были расстреляны.

ТРАГЕДИЯ ПРОФЕССОРА КОХА

Мой спаситель, одесский профессор Кох, был российским немцем. Насколько мне удалось выяснить, он потомственный интеллигент, его предки поселились в России ещё во времена Екатерины Второй. Одесса тогда бурно развивалась и стала перспективным и притягательным местом для образованных европейцев из самых разных стран и сословий.

Доктор Кох учился медицине и в Одессе, и в Германии. Вероятно, слушал лекции великого физиолога Ильи Мечникова [11] в Новороссийском университете в Одессе, (которому позже присвоили имя Мечникова). Как медик такого класса, доктор Кох не мог не интересоваться первой русской бактериологической станцией для борьбы с инфекционными заболеваниями, которую организовал в Одессе Мечников. На этой станции начинал свой путь в науке его ученик— будущий академик Н. Ф. Гамалея. И не исключаю, что профессор Кох использовал в своей практике теоретические наработки первооткрывателя фагоцитоза и внутриклеточного пищеварения и фагоцитарной теории пищеварения и фагоцитарной теории иммунитета. Об этом вспоминал известный в Одессе медик профессор Александр Гишелин.

А профессор Кох вскоре был признан «врагом народа», арестован сразу же после двух успешных, уникальных операций двум погибающим младенцам. Сколько жизней он бы мог ещё спасти! Какое количество учеников могли бы пойти по его стопам.

Швы у меня снимали его ассистенты. Моя мама, узнав об аресте Коха, в порыве чувств написала письмо на имя Сталина о чудесном хирурге. Старшие мамины друзья, понимая, в какое время они живут, отговорили её посылать честное и страстное письмо по адресу. Возможно, этим спасли и её жизнь, и мою. Письмо она, тем не менее, не уничтожила, а свято хранила. К сожалению, оно пропало во время войны.

Всю жизнь я пытался найти след моего спасителя. К сожалению, в Одессе архивы больницы были уничтожены во время войны. И вдруг, уже здесь в Австралии, знакомясь в интернете с материалами о лагере «Бутугычаг» в Магаданской области, где заключённые под видом «спецруды» добывали гибельный уран, разумеется, не ведая об этом, нахожу воспоминания бывшего тамошнего «лагерника» — писателя Анатолия Жигулина [12], где он упоминает профессора Коха.

Вот эти воспоминания, озаглавленные «Послание из ада»: «На Колыме начался и закончился мор старой русской интеллигенции. В забоях с кайлом и тачкой, в стуже бараков, при жидкой баланде, умирали престарелые профессора, врачи, инженеры, писатели, артисты. Буквально за неделю погиб профессор Кох — хирург из Одессы, виртуозно владевший своим искусством. Сам-то я был молод, но как выжил, до сих пор не могу понять. Ведь у меня всё было: обмороженные лицо и руки к концу промывочного сезона (а рабочий день при почти не заходящем северном солнце был световой), покрытые геморрагической сыпью, ноги в цинготных язвах становились, как брёвна. На второй ярус нар я уже не мог взгромоздиться без помощи товарищей. Всё было — как у всех. На командировке (небольшой лагерь на прииске), где размещалось 700 человек, каждый день появлялось 2-3 трупа. Лагерь вымирал за 2 года. А я вот выжил. Не отвалился у меня нос. Не съела чёрная гангрена отмороженные пальцы. До сих пор целы некоторые зубы. Товарищи без боли вынимали их из челюсти пальцами.. В Теньяге, которым командовали Лебедев и сменивший его Шкаруба, учета людей не было.

Знаю это потому, что когда после реабилитации в 1957 году мне потребовались документы о работе, то из ЮГПУ сообщили все мои перемещения вплоть до последнего дня: где и кем работал, а в Теньке восстанавливать стаж работы по «Бутугычагу» пришлось свидетельскими показаниями…» О «Бутугычаге», где кончил свои дни искусный, бесстрашный и добрейший доктор Кох, шла слава как о самом страшном из лагерей. Сама местность издревле внушала здешним туземным жителям ужас. «Бутугычаг» в переводе с местного языка означает «долина смерти». Своё название место получило, когда охотники и кочевники-оленеводы натолкнулись в долине на громадное поле, усеянное человеческими костями, а олени в стаде начали болеть странной болезнью — сперва у них выпадала шерсть на ногах, потом они ложились и не могли встать.

А когда здесь взялись добывать и обогащать уран, радиация убила всё живое. Только мох растёт на чёрных камнях. Анатолий Жигулин рассказывал, что у печей, где на металлических подносах выпаривали воду из уранового концентрата после промывки, заключённые работали одну-две недели, после чего умирали, а на смену им гнали новых рабов. Таков был уровень радиации. В «Бутугычаге» нашли свою смерть 380 тысяч человек. Здесь людей не хоронили, охранник, дважды проткнув труп копьем, сбрасывал со скалы. Среди них оказался и одесский профессор-педиатр Кох.

Омерзительный, преступный сталинский режим. Подлежит ли сроку давности кровавое преступление, совершённое «вождём народов» и его приспешниками? По-моему, вопрос чисто риторический. Этот режим, как в своё время произошло с режимом Гитлера, требует политического суда и государственного развенчания. В Германии этот вопрос решён: Гитлер раз и навсегда объявлен убийцей, а его режим — преступным. Дана политическая оценка этого явления, и поэтому государство ФРГ идёт дальше и успешно развивается. Россия же так и не избавилась от сталинской бациллы и не заметно, чтобы стремилась от неё исцелиться. Если государство категорически не хочет делать выводы из позорного прошлого, то, подобно зашоренной лошади, ходит по кругу. И сегодня Россия зашла на очередной круг. Уже выросли внуки и правнуки очевидцев «бациллоносного» режима, а в стране по сей день Сталин для одних — кровавый негодяй, как для меня, а для других — «эффективный менеджер». И, к сожалению, те, для кого Сталин — «эффективный менеджер», составляют большинство. В короткое перестроечное время вокруг этого больного вопроса шли острые дебаты, к нему было привлечено общественное внимание — Россия находилась на грани своего Нюрнберга. Но тогда она его проскочила. И как результат: сегодня мы видим подведение итога этого зверского правления — развязанная приверженцем Сталина братоубийственная война против народа Украины…

Писатель А. Жигулин, в отличие от доктора Коха, дожил-таки здесь до сталинской кончины и записал: «Мы отпраздновали смерть Сталина. Когда заиграла траурная музыка, наступила всеобщая, необыкновенная радость. Все обнимали и целовали друг друга, как на пасху. И на бараках появились флаги. Красные советские флаги, но без траурных лент. Их было много, и они дерзко и весело трепетали на ветру.

В этих печах вручную, на металлических противнях выпаривали первичный урановый концентрат. По сегодняшний день лежат 23 бочки уранового концентрата за внешней стеной обогатительной фабрики. Даже если природа награждала с рождения богатырским здоровьем, человек мог выжить у таких печей только несколько месяцев. Sergey Melnikoff. IPV News USA. (С сайта «Гулаг — с фотокамерой по лагерям»: http://gulag.ipvnews.org. Статья «Долина Смерти»).

Забавно, что и русские харбинцы кое-где вывесили флаг — дореволюционный русский, бело-сине-красный. И где только материя и краски взялись? Красного-то было много в КВЧ. Начальство не знало, что делать, — ведь на Бутугычаге было около 50 тысяч заключённых, а солдат с автоматами едва ли 120-150 человек. Ax! Какая была радость!». /Sergey Melnikoff. IPV News USA./ (Фотографии с сайта «Гулаг — с фотокамерой по лагерям»: http://gulag.ipvnews.org.Статья «Долина Смерти»).

Усатый вождь — великий инквизитор собственного народа двадцатого века, пресловутый «организатор и вдохновитель всех наших побед», в числе которых массовые репрессии «врагов народа». Клевета, доносы, провокации, фальсификации — таковы итоги его правления. Но, как показал интернет опрос, Сталин сегодня в чести у 71 процента россиян. Отсюда и деморализация общества, агрессивность, нетерпимость, ксенофобия, примат государства над правом и личностью. А потому и не работают экономические механизмы… Оттого Россия делит с Угандой 135-е место в рейтинге стран по их благосостоянию, по отношению к людям.

А под конец немного о крушении «кровавого карлика» — Николая Ежова. Приглашение к предательству было государственной политикой большевиков. Следуя ей, Ежов постоянно составлял досье даже на членов Политбюро и клал их на стол «хозяину» — главному кукловоду кровавого спектакля. Однажды Сталин заявил: «Пора остановить Ежова, иначе соберёт досье и на меня!» И 10-го апреля 1939 года Берия арестовал своего бывшего начальника. Смерть «железного наркома» была страшной. Перед казнью Ежова вывели из камеры. Надзиратели и охранники окружили его тесным кольцом. Совсем недавно одно только упоминание этого имени бросало их в дрожь. Теперь настал их час. В коридоре содрали с «кровавого карлика» одежду, раздели донага. Долго били чем попало. Поднимали и снова били. Бесчувственное тело поволокли в расстрельную камеру и стреляли в растерзанный труп, пока не закончились патроны…

ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ

К счастью, даже в это ужасное время находились те, кто не мог молчать, видя, что творится в стране. Один их них — замечательный поэт, Осип Мандельштам. Осип Эмильевич стал свидетелем страшного голода в Крыму, после чего родилось одно из самых знаменитых стихотворений ХХ века, посвящённое «кремлёвскому горцу» Сталину. Эпоху его правления он назвал: «… век — волкодав».

Время радикальных чисток, когда каждый должен был безропотно выполнять директивы партии, иначе — ночной «чёрный воронок». А под благим лозунгом « Всё для коммунизма» — ложь, подлость, звериная жестокость и глупость. И в своих стихах поэт рисует неприглядную картину окружающего мира. Люди, словно куклы, живут одним днём, понимая, что в любую минуту за ними могут прийти.

Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.

Зло, нелицеприятно Мандельштам отзывается о «земном боге». Каков поп, таков и приход. Его окружают сподвижники, лишенные всего человеческого в духовном и нравственном облике, кровавые монстры, каким был один из главных исполнителей воли «кремлёвского горца», нарком Ежов.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей,
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.

А он, кто взял на себя роль Бога, один решает судьбы людей, словно пахан на бандитской сходке, вселяя животный страх в окружающих.

Как подкову куёт за указом указ —
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз, —
Что ни казнь, у него — то малина
И широкая грудь осетина.

За свои стихи, где О. Мандельштам осуждает режим, правящую верхушку, он поплатился нищетой, преследованиями, лагерями и, наконец, смертью. Так трагически на сталинском конвейере репрессий оборвалась жизнь Осипа Мандельштама. Его уничтожили физически, но не сломили нравственно. Он написал: «За поэзию убивают, значит, ей воздают должный почет и уважение, значит — она власть». Знакомство в самиздате с его творчеством оказало огромное влияние на мировоззрение многих из нас.

В такую страшную эпоху в истории нашей страны выживали наши родителя. Появился на свет и я. Воистину: «времена не выбирают, в них живут и умирают…»

Когда готовлю эту статью к публикации, не могу не сказать о ещё одном трагическом событии из далёкого прошлого. И опять сентябрь 1 числа — но 1939 года. Два тоталитарных режима в предварительном сговоре (пакт Молотова — Риббентропа) напали на Польшу. Это стало датой начала Второй Мировой войны, самой кровавой во всей истории человечества.

А 1 сентября нынешнего, 2023 года, мир отметил новую трагическую дату — 555 день кровавой войны, когда Россия совершила варварское нападение на Украину. И вновь Одесса и другие города Украины под обстрелами, но теперь уже российских ракет… Страшная трагедия 21 века, происходящая на глазах всего цивилизованного мира. Не сомневаюсь, добро победит, но весь ужас в том, какой будет цена этой победы… Но это уже иная история, к которой неоднократно будем возвращаться…

Эта публикация — дань памяти моим спасителям: маме, Розалии Клемпнер-Буркун, отцу Якову Буркуну, замечательному профессору Коху, его коллегам-медикам, а также всем невинным жертвам сталинского произвола. Это память о тех, кто отдал свои жизни в сегодняшней схватке со смертельным врагом, чтобы над Одессой всегда было мирное небо…

Постскриптум: Я обращаюсь ко всем, кто будет читать этот материал: если вдруг ваша судьба как-то пересекалась с судьбой профессора Коха, возможно, с его роднёй, если вы слышали что-то о нём, о клинике, где он работал, позвоните мне по телефону, Австралия 0439 88 61 83. Буду очень признателен за любую информацию.

Источники и примечания

1. «Еврейская Старина», 2022 №3.

2. Чарльз Кинг. «Одесса: величие и смерть города грёз». М.: Издательство Ольги Морозовой, 2012

3. Порто-франко (итал. Porto franco — свободный порт) — порт (или его определённая часть, порто-франковская зона), пользующийся правом беспошлинного ввоза и вывоза товаров. Порто-франко не входит в состав таможенной территории государства. Часто создаётся при сооружении нового порта с целью привлечения грузов и увеличения товарооборота

4. Леонид Семёнович Сухоруков ( род. 2 января 1945, Харьков, УССР) — советский и украинский писатель, мастер афоризмов. Творил на русском, украинском и английском языках одновременно. Первый автор из бывшего СССР, чья книга избранных афоризмов была издана в Европе на английском языке.

5. Заворот кишечника, или кишечная непроходимость (лат. ileus), — синдром, характеризующийся частичным или полным нарушением продвижения содержимого по пищеварительному тракту и обусловленный механическим препятствием или нарушением двигательной функции кишечника.

6. Валери Поль (Valery, Paul) (1871 — 1945) — французский поэт, прозаик, мыслитель. (Сводная энциклопедия афоризмов, http://dic.academic.ru/contents.nsf/aphorism/)

7. Ежов Николай Иванович (апрель 1895— 04.02.1940).. В 1936— 1938 гг. нарком внутренних дел СССР, Генеральный комиссар государственной безопасности (1937 г.). В 1938—1939 гг. нарком водного транспорта СССР. 10 июня 1939 г. арестован. Военной коллегией Верховного суда СССР 3 февраля 1940 г. приговорён к расстрелу за необоснованные репрессии против советского народа. Расстрелян 4 февраля 1940 г. (Известия ЦК КПСС, 7 (306) июнь 1990).

8. Худ. Фильм «Чекист». Режиссер: Александр Рогожкин. Россия, Франция. 1991. Действие происходит во времена «красного террора», когда без суда и следствия были уничтожены тысячи людей

9. Повесть «Щепка» малоизвестного талантливого сибирского писателя Владимира Зазубрина написана в 1923 году В центре сюжета — психологический портрет революционного палача. Перепечатана в журнале «Сибирские огни», No 2 1989.

10. «Без лести предан» — гербовый девиз, который был присвоен российским императором Павлом I (1754—1801) своему министру Алексею Андреевичу Аракчееву (1769—1834) при возведении последнего в графское достоинство (1799). Благодаря эпиграмме А. С. Пушкина «Всей России притеснитель…» слова из девиза Аракчеева вошли в широкий оборот в иронической версии: «Без лести преданный холоп».

11. Илья Ильич Мечников (1845 —1916) — русский и французский биолог (зоолог, эмбриолог, иммунолог, физиолог и патолог). Лауреат Нобелевской премии в области физиологии и медицины (1908).

12. Анатолий Владимирович Жигулин (1930 — 2000) — советский российский поэт и прозаик, автор ряда поэтических сборников и автобиографической повести «Чёрные камни» (1988). За участие в подпольной организации «Коммунистическая партия молодёжи» (КПМ), действовавшей в Воронеже «один неполный год — с октября 1948-го по август 1949 года», был приговорён к 10 годам лагерей строгого режима. Отбывал наказание в Тайшете, после этого был отправлен на Колыму, где провёл три каторжных года. Освобождён в 1954-м году по амнистии, в 1956-м полностью реабилитирован.