Если ты видишь девушку на прогулке с собакой — это значит она страдает от одиночества. Если ты видишь девушку без собаки — это значит она забыла собаку дома.
[Дебют] Рони Сомек
СТИХИ ИЗ КНИГИ «РИСОВЫЙ РАЙ»
Перевод с иврита Льва Беринского
Рони Сомек
ЧЕЛОВЕК ИЗ ДРУГОГО СЕЗОНА
Я из другого сезона быть может. Птичий воздух по небу проходит как субтитры как перевод проникший в плоть фильма или холод под кожу а по ночам на пластинке Боб Дилана царапиной съеден переход от «Тяжёлых дождей» к «Урагану».
Говорят, птицы первыми предугадывают весну.
Много в странствиях я повидал волшебных предугаданий и одно записал на последнем кочевье моём — про домашнюю тишину.
Обломки такой тишины теперь подбирают в былом как «Лэйкет[1]», как лёгкую пэйю[2]», повисшую над виском.
ПЕСНЬ РАСКАЯНЬЯ
Следует растереть туман босыми ступнями,
к каждой лодыжке по одному перу орла привязать,
и руками взмахнуть — или махнуть через память
о её лице, об индейском этом сказанье.
Это иносказанье отравленной смертоносной стрелы совпало однажды
с раскаяньем. Вот и всё.
Кровь вождя легендарного племени течёт сегодня по улице —
где я покинул её.
ТАТУИРОВКА: ОРЁЛ
Ночь. Горы мяса. Бойня. Дизенгоф угол Фришман.
Бойня. И в ней тот кем был я, и тот кто остался от меня.
По деревьям лазутчик — ветер свистнувший из-под листа.
Суета красоты — не отсюда, ах, не здешних сует суета.
Но пока — то ль на взлёте на буйном? То ль слетел и обитель обрёл?
В плоть и вены мои вгрызлась татуировка: орёл.
ЮНИЦА
Юница нависла над грузовиком как брезент.
В эту зиму эрэц-исраэльский ветер способен платье вздуть хоть у ночи самой.
— Прикройся, я ей говорю, — ты ж прикройся, дружок.
С-под живота у холмов даже самая что ни на есть раскрасавица из астр алых выглядывает как крови плевок.
ДЖОНИ
Весть о смерти Джонни Вайсмиллера была нам передана нам передана
с бронемашины где на Бейт-Лид дорога идёт под уклон.
Голова моя вся извертелась и обратилась к зарослям — там обнаружила сад.
Сарон.
В январе 84-го? — это ж прям аттракцион!
Да ещё поливальная эта вертушка и роскошнейший особняк…
Что поделаешь, так, Эрец-Исраэль здесь больше не проживает. Сердце-кулак рабби Иегуды Галеви выдохлось, бездуховностью стало.
На улице его имени, в полумраке подвала долгий не заводя разговор, я могу незнакомке шепнуть:
— Ну так что? Я готов…
А она:
— Вот как, с полуоборота? Доставай свой мотор!
Как прекрасен сей мир с его salto-mortale, перемахами: Ох! !У- х! А-а-х!
Что за огненные снегири притаились за горизонтом, как у женщин в трусах.
КРОВАВАЯ МЭРИ
А поэзия — это девица в шайке преступников на заднем сиденье американской машины глаза сужены взведены как курок, целый диск трескучих волос, пули золотом скатываются ей на шею. Мер, скажем, зовут её, да, кровавая Мери, слова изо рта выдавливает, как сок из помидора, разрезанного пополам на салатнице. Ей известно: грамматика — это полиция речи, и антенка серги в её ухе распознаёт вой сирена издалека. Руль крутанёт перед самым знаком вопроса увернётся, свернёт, швырнёт в бок машину и-точка.
И дверцу с лихвой распахнёт и будет стоять на обочине у шоссе как метафора к слову блядь.
РИСОВЫЙ РАЙ
Бабушка запрещала рис оставлять на тарелке. Вместо рассказов про голод в Индии — она вилкой сгребала остатки, и со слезами на глазах нам живописала, как несъеденный рис возносится в небо, жалуясь Богу. Теперь она умерла и я представляю себе радость встречи вставной её челюсти со стражем небесным, размахивающим острым мечом у ворот рисового рая. Рисовый красный ковёр, рисово-жёлтое солнце, хлещущее лучами по белым телам.
Красавиц райского сада, чью нежную кожу бабушка смажет оливковым маслом и, скользких, их опустит одну задругой в космические скороварки на кухне у Бога. Бабушка, я хочу ей сказать, рисовая крупинка — это морская раковина, только маленькая, а с ней и ты подевалась куда-то пропала из моря жизни моей.
БАЛЛАДА ОБ АЛКОГОЛЬНОЙ ДОЛИНЕ
Нет острее ножа чем в бедре у подруги, а нож секса в Алкогольной Долине пляшет на острие.
Охранники рокн-ролла сдвинули плечи — и в поте своего преступления нам отныне есть хлеб.
О, девушки Долины, куклы Барби в комнате игр запретных, кто этой ночью разберёт ваги ноги на части, и какая потом колыбельная песнь опустит на пластиковые глаза нейлоновые ресницы?
Эй, Долина — сон наважденье, кошмар,
А Луна — ночная лампа у доктора Фрейда.
P.S.
Толкование снов в Долине:
Если ты видишь девушку на прогулке с собакой — это значит она страдает от одиночества. Если ты видишь девушку без собаки — это значит она забыла собаку дома.
СТИХИ О ДЕВУШКЕ, ПОПРОСИВШЕЙ КОГДА-ТО МЕНЯ НАПИСАТЬ ПРО НЕЁ
Она прислонила швабру к двери туалета в Яффском отделении банка сбережений и ссуд — и туго выжала тряпку девичьими пальцами. Я видел упрямство её, спину согнутую и честь родовую, преумноженную количеством пуговиц на её платье… Я знал, что она из Калансуа и что если напишется стихотворенье — я назову Фатма Моргана.
Годы прошли. Крылья стихотворения, которое я ей обещал, оказались пришитыми к спине птицы, выклевавшей счастливому принцу глаз в её сне, и когда эту девушку снова я встречу, я над собой подниму её, вознесу её над головой Мухаммеда Али, которому, было, на улице «грязный негр» кричали, а друзья подстрекали в ход пустить кулаки — но Али только спросил:
— Если б тут Артур Рубинштейн проходил и кто-нибудь крикнул ему «грязный еврей» — так ну он бы что, отправился давать свой концерт?
ПИРАТСКАЯ ПЕСНЯ ПРО ЛЮБОВЬ
Если ножницами волны морские состричь-обнаружится вода, и остатки финикийского корабля, на котором был я когда-то множеством пленных рабов. Палка, которой били меня по спине, обретала форму твоей руки. Твой голос, который приказывал мне: «Грести! Грести»! — был остёр как топор, эти вёсла срубивший. Я хотел, чтобы реяла наша любовь как Роджер, как череп на чёрном флаге над пиратским фрегатом, над штормом в безумном полёте.
Нечто сорванное такое, вырванное из плоти.
ПЕСНЯ О СЧАСТЬЕ
Как две куклы на свадебном пироге мы с тобою стоим, подобно жениху и невесте.
Нож блеснёт — мы постараемся остаться вместе, в одном куске.
ПШЕНИЦА
Лиоре и Ширли
Пшеничное поле колышется над головой у жены моей и у дочки русоволосой. Как не бедно сравнение — на поле этом белёсом произрастает хлеб жизни моей.
Слева направо: Амир Ор, Рони Сомек, Лев Беринский. Метула, 1996.
Примечания
[1] То что у евреев «забывают» на улице, чтобы этим воспользовались бедняки.
[2] Локон, завитая прядь волос у верующего еврея.
