ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

Кушнер, увы, не годится в пророки,
Он завираться не прочь.
Разумом вряд ли понять его строки,
Временем не превозмочь.

НАУМ САГАЛОВСКИЙ

ДРУЖЕСКИЕ ПЕРЕКЛИЧКИ С ПОЭТАМИ

Две переклички с Александром Кушнером

Первая:

Александр  Кушнер

    * * *

Музыка — ты уроженка Милана,      
Рима, Венеции, Пармы, Вероны.        
Forte, fortissimo, fermo, piano              
Или allegro, подъемы и склоны.         

Музыка, ты итальянка, andante,           
Или adagio и allegretto.              
Генуя, Падуя, улица Данте,              
Лоджии, лестницы, грань парапета.   

Diminuendo, crescendo, stokatto,           
Дымные пинии, душные розы,            
Лукка, Сиена, холмисто, покато,         
Бабочки, пчелы, сухие стрекозы.              

И pianissimo, и espressivo,              
И виноградники справа и слева,           
Музыка — ты итальянское диво,           
И переменчива так же, как дева.

«Арион» № 3, 2011

Наум  Сагаловский

   * * *

Идиш мой — ты уроженец Херсона,
Шполы, Бердичева, Пинска, Одессы,
latkes и farfelakh, баночка khrona,
или kadukhes, тревоги и стрессы.

Идиш, ты freylekhs, Кобзон с Мулерманом,
Хаимы, Нухимы, Ицыки, Шломы,
tukhes, shlemazl, жилетка с карманом,
пух из подушек, убийства, погромы.

Кikhelakh, varnechkes, yukh mit fasolis,
Саррочки, Беллочки, Двойры и Розы,
Жмеринка, Бойбeрик, Северный полюс,
бабочки, пчелы, сухие стрекозы.

Ingelakh, meidelakh, бабушка Brukha,
goim повсюду — и слева, и справа,
идиш, ты просто отрада для уха,
yomtev, хотя моя речь и корява.

Вторая:

Александр Кушнер

   *   *   *
Не было б места ни страху, ни злобе,
Все б нам простились грехи,
Если бы там, за границей, в Европе,
Русские знали стихи.

Если б прочесть их по-русски сумели,
То говорили бы так:
Лермонтов снился в походной шинели
Мне, а потом — Пастернак!

Знаете, танки, подводные лодки,
Авианосцы не в счет.
Фет мимо рощи проехал в пролетке,
Блок постоял у ворот.

Май в самом деле бывает жестоким,
Гибельной белая ночь.
Разумом не остудить эти строки,
Временем не превозмочь.

“Новый мир” №1, 2015

Наум Сагаловский

 *   *
                *
Мы не сидели бы, граждане, в жопе,
Глупые, как лопухи,
Если бы там, за границей, в Европе,
Кушнера знали стихи.

Если бы кто и запомнить сумел их,
Поняли б, что тут и как,
Кушнер бы снился им в тапочках белых,
И уж потом — Пастернак.

Авианосцы, зенитки, ракеты,
Танки — коту бы под хвост.
Вместо Фантомов летали бы Феты,
Блок заменил бы блок-пост.

Кушнер, увы, не годится в пророки,
Он завираться не прочь.
Разумом вряд ли понять его строки,
Временем не превозмочь.

Две переклички с Аллой Боссарт

Первая:

Алла Боссарт

На вылет

Аэропорт Бен-Гурион
нас безучастно провожает,
здесь ты чужой и я чужая,
и это понимает он,
аэропорт Бен-Гурион.

На крепостной стене страны
стоят девчонки, как овчарки.
Брезгливо натянув перчатки,
ощупывают мне штаны
на крепостной стене страны.

Я сражена и сожжена
охранницы библейским зраком,
она дает понять мне знаком:
ты никому здесь не нужна!
Я сражена и сожжена.

Ничтожная величина! —
сигнализирует очами, —
и не таких разоблачали.
Считай, ты разоблачена,
ничтожная величина.

Всё про тебя известно мне —
что ты везёшь, где ты ночуешь,
и что хотя косишь под jewish, —
ты шикса! Встань лицом к стене!
Всё про тебя известно мне.

Да, шикса я. Мы не родня,
дочь хитроумного еврея.
Но все же я тебя хитрее:
есть контрабанда у меня!
Да, шикса я. Мы — не родня.

Ты не нащупаешь мой схрон,
он у меня в надежном месте.
И хватит пялиться на крестик,
он золотой со всех сторон.
Ты не нащупаешь мой схрон.

Я прячу там один февраль,
хруст перламутра под ногами,
качает длинными серьгами
глициния, метёт миндаль…
я прячу там один февраль.

Я прячу дальнозоркий март,
когда обзор меняет ракурс,
сквозь изумруд сияет крокус
и просыпается комар.
Я прячу дальнозоркий март.

Я прячу дымчатый апрель
за мутной кисеёй хамсина,
изрытый ствол оливы сивой
и сойки утреннюю трель.
Я прячу дымчатый апрель.

Я прячу яростный январь,
когда выламывает рамы,
и шторм, как космы Авраама,
сметает жертвенный алтарь.
Я прячу яростный январь.

А там ещё, под слоем зим,
когда земле дается роздых, —
там август. Истекают грозди
на днищах ивовых корзин —
там, глубоко, под слоем зим.

Ну что, смешная травести?
Не плачь, секьюрити младая.
Прощай! От декабря до мая
я все сумела провезти.
Не плачь, смешная травести.

Я улетаю на закат.
Уже объявлена посадка.
Не ожидаются осадки,
и я, счастливая солдатка,
навьючив автомат и скатку,
я говорю тебе — пока! —
и улетаю на закат.

Не вянут странные цветы,
их стебли голубы и строги,
как вечер, что в горах застыл
по обе стороны дороги.
По обе стороны дороги
не вянут синие цветы.

«Арион» №2, 2014

Наум Сагаловский

Навылет

Я улетаю на закат,
пришла в таможню на заре я.
Дочь хитроумного еврея,
возьми мой крестик напрокат.
Я улетаю на закат.

Мы, слава богу, не родня,
девчонка, сука, из овчарок,
и слова доброго в подарок
ты не дождёшься от меня.
Мы, слава богу, не родня.

Позор на весь Бен-Гурион,
тебя, овчарку, не обжулишь:
лишь потому, что я не jewish,
найти пытаешься мой схрон!
Позор на весь Бен-Гурион.

Неумолим библейский зрак,
в нём шторм и космы Авраама,
и приговор, как эпиграмма:
я шикса — значит, злейший враг.
Неумолим библейский зрак.

Ты жди,  я вставлю вам фитиль!
Не плачь, секьюрити младая,
клянусь, что больше никогда я
к вам не приеду в Израиль.
Но жди,  я вставлю вам фитиль.

Чтоб с вашей чуждой стороны
мне не навлечь вослед каменьев,
чтоб только муж — И.М.Иртеньев —
мои б общупывал штаны.
В родной российской стороне
штаны общупывал бы мне.

Вторая:

Алла Боссарт

Сегодня встретила лису,
в лесу гуляя с Тимофеем.
Он, как и подобает псу,
погнался типа за трофеем.
Лиса, проворна и тоща,
исчезла вмиг, в глаза нам глянув,
а Тима, ветками треща,
носился долго по полянам,
в траве валялся, мял цветы,
цветущие у нас в холмах.
Вот сколько дикой красоты,
бля, в этом ИзраИле, нах.

Из Фейсбука

Наум Сагаловский

Вчера мы встретили козла,
ну, типа я и Боссарт Алла.
Козёл умчался, как стрела,
за ним и Алла поскакала.
Легка, проворна и тоща,
исчезла вмиг, вернулась в мыле,
козла на привязи таща,
козлов немало в ИзраИле.
Пока козёл жевал цветы,
она запряталась в кустах.
Вот сколько дикой красоты,
бля, в этой Алле Боссарт, нах.

Пять перекличек с Леонидом Колгановым

Первая:

Леонид Колганов (синтаксис и пр. грамматика — автора. — Н.С.)

Рождество       

Ледяной столб из слёз,
Снег смешался с пустыней,
Это сын — что вразнос,
Это мать — что о сыне, —

Вот уж двадцать веков
Воет в звёздную тишь….
Средь снегов и песков
Заблудился малыш!

Он устал и продрог
Среди стылых берёз,
Среди тёмных дорог-
Обрусевший в мороз!

Он пронзил нас насквозь,
Как тайгу свет тунгусский,
Иудейский отброс,
Самый чувственно-русский!

И мучительней нет,
Сокровенней его,
И кружит, словно бред,
Рождество! Рождество!

(Рифма.ру)

Наум Сагаловский

Жил-был незабвенный Христос,
сравнимый со светом тунгусским,
он был иудейский отброс,
но числился чувственно-русским.

Ходил среди тёмных дорог,
свой путь совершая библейский.
В России Христос — это бог,
хотя и отброс иудейский.

Решён вековечный вопрос!
В России полно иудеев,
они обрусели в мороз,
благие деянья содеяв.

Шагал, Мандельштам, Пастернак,
Ландау, Зельдович, Утёсов…
Россия — ты мусорный бак
для всех иудейских отбросов.

Вторая:

Леонид Колганов (синтаксис и пр. грамматика — автора. — Н.С.)

Крещенская ночь

Колеблем крещенскою ночью,
Среди завывающих лип,
Набрёл на тревожный комочек,
Земли, источающей всхлип!

Привстав средь снегов ошалело,
Как лось на озябших ногах,
Земного щемящего тела,
С кислинкою едкой впотьмах,-

Почувствовал привкус знакомый,
Кромешная дрогнула мгла:
Стояла в древесном проёме-
Она, — и как будто звала!

Неброской мучительной плотью
Полесская ведьма влекла,
Дразнилась в метельном излёте,
Как вражья стрела стерегла!

И я,поперёк этой ночи,
Упал,как солдат на бегу,
И выл, словно волк-одиночка,
Над призрачным мясом в снегу!

 (Рифма.ру)

Наум Сагаловский

Крещенская ночь?

Маразма тревожный комочек,
гуляя средь воющих лип,
набрёл я на мяса кусочек
и тут, представляете, влип.

Хоть страхом наполнен не весь я,
упал, как солдат на бегу:
красавица-ведьма с Полесья
стояла, как призрак, в снегу.

Мучительной плотью телесной
полесская ведьма влекла,
прекрасна, как ангел небесный,
как демон, коварна и зла.

И я,  любопытством влекомый,
её надкусил впопыхах,
почувствовал привкус знакомый
с кислинкою едкой впотьмах,

сказал: «Ничего себе ночка!»,
дразнящею ведьмой согрет,
и выл, словно волк-одиночка,
но в рифму, поскольку — поэт.

Третья:

Леонид Колганов (синтаксис и пр. грамматика — автора. — Н.С.)

Женщина в ноябре

(Очень давнее воспоминание.)
              
До поцелуев,до объятий,
До снега,мрака –до всего,
Предстала женщина без платья,
Как голой свадьбы торжество!

В своей хохочущей метели-
Сорокалетняя вдова,
Она приподнялась с постели,
Готовя едкие слова!

И проступили все морщины,
Как будто обнажились с ней-
Первопричины и мужчины,
Следы зубов,следы ножей!

Вся, как цветок-репейник,цепка,
Она –живуча и остра,
Смотрела пристально и метко,
В самой жестокости— добра!

Она была,как жизнь,шершава,
Спала — как роща в ноябре,
Дышала как хмельная слава,
В своей предгибельной поре!

И оголённым стылым взглядом-
Казалось, -разъедала ложь,
И закипала зрелым адом……
Я — на неё теперь похож!

(Рифма.ру) 

Наум Сагаловский

Ноябрь в женщине

Вот что хочу вам рассказать я:
вчера, часов примерно в семь,
предстала женщина без платья,
ну просто голая совсем.

В порезах, ранах и морщинах,
вся, как цветок — не для жлобов,
должно быть, знала толк в мужчинах:
у ней на ж… следы зубов.

Её глаза моих коснулись —
узнали старого козла!..
Шумел камыш, деревья гнулись,
а ночка тёмная была.

Сорокалетняя кокетка,
шершава, будто-бы наждак,
смотрела пристально и метко
на мой потрёпанный пиджак,

и оголённым стылым взглядом
скользнув по мне едва-едва,
не смущена своим нарядом,
сказала едкие слова:

«Зачем ты порешь ахинею?
Зачем выдумываешь, врёшь?
Иди, разденься, вымой шею,
и будешь на меня похож!..»

Четвёртая:

Леонид Колганов (синтаксис и пр. грамматика — автора. — Н.С.)

Опалённая крушина.

                Памяти Николая Рубцова.

Россия –Родина Рубцова,
Россия –Вологда Рубцова,
Россия — Дербина Рубцова,
Он –с ней— навечно окольцован,
Он ею — вусмерть уцелован!

Она –манящая кончина,
Она –летящая крушина!

Крушина — с чёрными плодами,
И –опалёнными крылами!
Калина красная цветёт,
Крушина чёрная –грядёт!

Крещенье…..Баня……Дымовина….
Россия…Родина…Крушина….
Рос сия…Родина…..Крещенье….
И — липкой ночи –наважденье!

Который день,который год,
Чернеет банный дымоход….
И –не находит себе места,
Крушина — чёрная невеста!

(Рифма.ру)

Наум Сагаловский

Опалённая крушина?

КРУШИНА — род кустарников и деревьев семейства крушиновых. Ок.50 видов в умеренном поясе Евразии и Сев. Америки, а также в Сев. Африке. В России произрастает 1 вид крушина ломкая.
(Большой Энциклопедический Словарь)

ПРИМЕНЕНИЕ КРУШИНЫ
Крушина находит применение при атонических запорах, спастических колитах, запорах при беременности, геморрое, трещинах прямой кишки и т. д. Назначается в виде отваров из коры. Действие наступает через 8-10 часов после приема.
Входит в состав слабительных сборов.
В народной медицине отвар коры крушины применяется как слабительное средство, при лихорадке, чесотке, плоды — при водянке.

Колганов, хоть и не Рубцов он,
друзьями вусмерть зацелован,
с его таинственных щедрот
чернеет банный дымоход.

Он сочиняет хреновину
про дымовину и крушину.
Крушина ж, знаете, порой
прекрасно лечит геморрой.

Добавлю тут не без укора:
крушина — средство от запора,
а если вдруг живот болит,
то лечит также и  колит.

Кто скажет мне, как ни проси я,
при чём тут Родина, Россия,
невеста и, в конце концов,
убитый Дербиной Рубцов?

Пятая:

Леонид Колганов (синтаксис и пр. грамматика — автора. — Н.С.)

Возврат.

Вся комната взволнованно плыла,
И не было трагической развязки,
Как в проявителе ,вновь выявлялссь ласки,
И закреплялись прошлые дела.

Он дом покинул много лет назад,
Чужие люди в доме том осели,
Плыл женщины осиротелый взгляд,
И были дни…И с нею холодели…

Но –в старый дом вернувшись,наугад,
Теней былых узреть запечатленье,
Пред женщиной,остановившей взгляд,
Предстал мертвец –живой на удивленье!

Вот так же я,упрямо и незримо,
Как блудный сын к родному очагу,
Приду к дверям единственно любимой,
Чтоб на последнем умереть шагу!

Приду к тебе –безвестная жена,
Я помню все суровые заветы:
Шептать российских женщин имена
Лишь мёртвыми приходят их поэты…

(Рифма.ру)

Наум Сагаловский

Разврат

Ну, вот оно! Гоморра и Содом!
Презрев, как видно, собственное тленье,
живой мертвец вернулся в старый дом
теней былых узреть запечатленье.

Он женщину чужую углядел,
когда вошёл в холодную обитель,
ах, нет ни ласк, ни разных прошлых дел,
но проявитель есть и закрепитель.

А женщина подумала: «Мертвец!
То ль из поэтов, то ль из хулиганов?»,
остановила взгляд и, наконец,
воскликнула растерянно: «Колганов?!..»

Как говорит народ — «ржу не могу»!
Что делать вновь ожившему бедняге?
Упал он на последнем на шагу,
хотя, конечно, правильно — на шаге.

Прощай, прощай, безвестная жена!
Поэт, в стихах достигший апогея,
шептал российских женщин имена:
Авдотья, Дарья, Фёкла, Пелагея…

Перекличка с Антоном Нечаевым

Антон Нечаев

* * *

я хочу переспать с синей коровой
ласковой необычной синей коровой
с живым настоящим телом светлыми волосами усталым лбом
синяя корова родом из пены
она расскажет мне о морской богине
о своей хозяйке которой всегда верна
о которой тоскует на ветреном берегу
ласки ее возбуждающи и невинны
в любви она превосходит любую земную женщину любую земную корову и даже любой цветок
синюю корову я возьму замуж
увезу ее в холодные страны
где воздух точно глубины ее легендарной родины — не воздух а одна размытая глубина
мне не нужно ее доить или прости посейдон зарезать
мне нужна ее беззащитность и необычность и скромный нрав
чтобы на рауте вечеринке на вручении премии
она стояла бы робкой крестьянкой в углу в копытах с крошечным канапе
и улыбалась доверчиво всем и каждому
как другу как мужу как брату как сестрице-корове
и стеснялась бы танцевать
а потом после страстных объятий тяжелых вздохов согласных движений просила б меня привалясь под плечико — научи меня грамоте объясни алфавит любимый в моем сердце коровьем тоже живет маленькое стихотворение помоги ему воплотиться любимый ему и мне помоги
и я бы ее научил за слово любимый я бы ее научил

Журнал “Зеркало” №48, 2016
“Облако янтаря
(вентспилские стихи)”

Наум  Сагаловский

* * *

В этой жизни, простой и суровой
(но она мне до слёз дорога),
переспал бы я с синей коровой
и быку бы наставил рога.

Буду дерзким, весёлым, живым я,
покажу ей сноровку свою,
я возьму её нежно за вымя,
может, даже слегка подою.

Жаль, в хлеву не бывает кроватей!
Повалю я корову с копыт,
а она после страстных объятий
своё вечное “Му!” прохрипит.

У любви ни конца, ни начала,
мы с бурёнкой — ну чем не семья?
Спросишь: “Чья бы корова мычала?”,
не смущаясь, отвечу: “Моя.”

И на эту на дольче на виту
ей, корове, не стоит пенять.
Научу я её алфавиту,
тоже будет стихи сочинять…