Держу пари, что ряд студентов здесь влюблён в палестинцев, например. Как пример можно взять Оксфордский Союз. Несколько месяцев назад престижнейшая платформа для дебатов Оксфордского Союза пригласила выступить у них премьер-министра Палестинской автономии Рами Хамдаллу. Но этого было недостаточно для них. Палестина, как вы знаете, ведь огромная страна, поэтому на следующей неделе Союз проводит «Палестинские Дебаты».
УКРОЩЕНИЕ ЕВРЕЯ.
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ОБЪЕДИНЕННОМУ КОРОЛЕВСТВУ
Перевод с английского Минны Динер
(продолжение. Начало в № 5-7/2022 и сл.)
Пятизвёздочный Бездомный
Тувиа Тененбом
Честерский отель «Гросвенор» хорош. Даже прежде, чем войдёте в него, можно понять, что это пятизвёздочный отель. Понимаете ли, здесь можно сэкономить энергию на что-то лучшее, чем открывание дверей, ибо их открывают для тебя люди. И не только входные двери, но также двери твоего номера в зависимости от того, сколько фунтов ты хочешь потратить. Я уверен, вам понравится и место приёма гостей администрацией. Оно совсем не похоже на приёмную. Тут юная леди сидит за столом лицом к двум пустым стульям, где ты сядешь. И вы разговариваете. О погоде, о Королеве, о чём угодно. Можете не беспокоиться — она знает ваше имя, и она наверняка знает в каком конкретно номере вы захотите быть. И не только она. Помните того парня, который открыл вам входную дверь? Он тоже уже знает, как вас зовут.
— Добро пожаловать, мистер Тененбом. — говорит он, как только мы впервые встречаемся глазами.
В общем, как вы возможно поняли, ключи-карточка тяжеловата, и поэтому юная леди, взяв его себе, сопроводит вас до вашей комнаты, апартаментов и т.п. Она откроет вашу дверь, покажет где находятся светильники, где стол, где кровать, где диван, где туалет, ванная, стулья — просто на тот случай, если вы неожиданно ослепли.
У Чарли отменный вкус.
А напротив гостиницы я заметил, когда вышел покурить, как бездомные люди устраивались на ночной сон.
Эта разница между имущими и неимущими особенно резко видна здесь. Придя утром, я отправился гулять по улицам Честера.
Город прекрасен. Городские стены, построенные две тысячи лет назад придают городу историческую ауру, напоминающую вам, что за живущими здесь людьми есть огромная история. Собор, построенный в 1093 году по словам служащего, который поощрил меня пожертвовать 5 Фунтов на уход за церковью, тоже представляет собой чудо архитектуры и дизайна. Короче, это Годли. Как написано на доске при входе, уход за церковью стоит 5 500 Фунтов в день, поэтому я быстро сообразил, что мои 5 Фунтов особого значения не имеют. Какое-то время я кручусь вокруг, чтобы посмотреть сколько посетителей, добропорядочных англичан опустят свои Фунты в предназначенную для этого коробочку. Но в течении 10 минут я не увидел ни одного из них.
К счастью, день только начинается.
Я не христианин, но мне нравятся храмы. По моему мнению они являются самым большим вкладом человечества, за который я премного благодарен.
Вне храма я встретился со студентом танцев. Да, есть люди, которые поступают в университет, в котором учат танцу. Я спрашиваю у него, как он относится к Брекситу.
— Я голосовал за «выход», и я бы снова проголосовал так же.
Кстати, он является первым студентом, сторонником Брексита. Он делится со мной некоторыми своими мыслями, из которых можно понять, что этот будущий танцор любит политику. Он рассказывает мне:
— Израиль — агрессивное государство, которое относится к палестинцам несправедливо, но я признаю, что оно настолько мультикультурно, что я отдаю предпочтение израильтянам, а не палестинцам.
— А как вы узнали о том, что Израиль мультикультурен?
— Что? Разве Вы не видели эту огромную мечеть в Иерусалиме? Это впечатляет!»
Когда я был того же возраста, что он, я ходил в университет изучать математику, компьютерные науки, литературу и Б-г знает что еще. Какой я глупец! Мне надо было изучать танцы! У меня была бы карьера танцора. Представьте себе меня в качестве профессора балета, или доктора танцев живота. Жизнь была бы намного веселей! Но я не единственный, кому недостаёт его профессии, кстати. Джереми Корбин, уверен, стал бы отличным танцором живота. Я прямо вижу его на сцене, одетым в костюм университетских девочек поддержки, выступающим под именем Мохаммед, и танцующим с парламентским жезлом над головой на вершине Клиффордской Башни в Йорке.
Это было бы шоу!
Но пора спуститься на землю. Мне бы хотелось посетить какое-нибудь культурное мероприятие в Честере. Но ничего интересного здесь не происходит в эти дни: ни театрального представления, ни танцевального, ни музыкального. Зато все магазины открыты, и люди заняты покупками. В моём отеле нет свободных номеров, и паб полностью заполнен-ни одного свободного места. Я беседую с людьми, которых встречаю на улице, с дружелюбными гражданами Англии. И все они сочувствуют палестинцам. Откуда я это знаю? Я спрашиваю их, и они мне говорят.
Мне ничего лучшего не остаётся, как пойти обратно в «Гросвенор». Я скитаюсь по отелю туда, сюда. И служащие ни разу не забывают открывать передо мной двери. Я чувствую себя уважаемым гангстером. Интересно, сколько гангстеров остановилось в гостинице? Но я не спрашиваю об этом.
Я сажусь и заказываю себе чай, пирожное, и опять чай-я же в Англии, и наблюдаю за богатыми. Я подслушиваю разговоры и веду себя немного, как шпион, но никто не произносит слова Брексит.
Покончив с чаем, я поднимаюсь в свой номер. Я заплатил достаточно, чтобы им насладиться. Я включаю телевизор. Прекрасный телевизор. Смотрю BBC. Предмет обсуждения: спецвыпуск о Брексите. Потом идут новости, и они опять о Брексите.
Я задремал.
Я провёл еще один день в отеле, наслаждаясь дверным ритуалом, заходя и выходя туда и обратно. И так проходит день. Когда новизна чувств по поводу людей, которые открывают двери передо мной, показывают мне, где начинается пол и кончается потолок, я сажусь в машину и еду в Шрусбери. Да, в Шрусбери. Как раз будучи между Шеффилдом и Лузхиллом мне захотелось там побывать. И знаете что? Это недалеко отсюда.
Шрусбери — это словно Бейтлехем для атеистов, Иерусалим для неверующих. Иисус не бродил здесь ни по суше, ни по морю. И Мухаммед не летал здесь, даже Царь Давид не танцевал здесь. Здесь был только Дарвин.
Я регистрируюсь в отеле Lion, где замечаю на стене фотографию зябликов с Архипелага Галапагос. Вы что-нибудь знаете о них?
Человек, сидящий за стойкой регистрации в отеле с гордостью рассказывает мне, что «эти зяблики подтолкнули Чарльза Дарвина разработать свою теорию о естественной селекции.»
Мне приходится разочаровать вас, но отель Lion — далеко не пятизвёздочный отель. Но он может предложить вам нечто такое, что не может предложить ни один другой отель. Именно здесь, в отеле Lion началось путешествие Дарвина, которое завершилось публикацией «О Происхождении Видов», теории эволюции, которая изменила мир.
Чарльз Роберт Дарвин родился в Шрусбери. Этот факт делает счастливыми многих людей, особенно людей бизнеса. Тут имеется торговый центр его имени, не говоря уже о ресторане. А скоро, поверьте мне, появится шоколад Дарвин. Да-да, это я планирую сделать в следующем году: пирожные Принцесса Ди в Шотландии и шоколад Чарльз Дарвин в Англии. Есть же в Австрии шоколад «Моцарт», вот и шоколад «Дарвин» должен существовать, по моему мнению. Атеисты бы его полюбили и ели бы целыми днями. А я бы стал богаче, чем Эрц Герцог Вестминстерский, который похоронен в Честерском Соборе.
Я брожу по улицам Шрусбури, наслаждаясь красотой этого старого города. О, Боже! Ведь были когда-то люди, умеющие хорошо проектировать, строить и красить. И умели мечтать. Так приятно ходить по здешним улицам, некоторые из которых едва ли изменились за последние столетия, и здесь всё дышит историей. И это впечатляет!
Гуляя по этим улицам, я пытался найти ответ на мой извечный вопрос: страдал ли мистер Дарвин экстремальной деменцией?
Может, спросить у встречающихся людей, они могут знать.
Я прогуливаюсь вокруг, пока не встречаю Алекса, местного молодого человека. Спрашиваю у него: как вы относитесь к Брекситу? И я не могу понять, почему я это сделал, ведь должен был спросить про деменцию и Дарвина.
Может такое случается с вашим мозгом, когда целый день вам открывают и закрывают двери, а потом показывают, где находится кровать, потолок и пол. Чёртов гангстер! Это он заставил меня туда приехать! А теперь ко мне приклеился этот Брексит. Но вот его ответ:
— Я проголосовал за «остаться». Но, если был бы еще один референдум, я бы проголосовал за «покинуть».
Да, теперь придётся быть вежливым и продолжить эту тему.
— Почему? — спрашиваю я его.
— У меня было больше времени обдумать и проверить факты. И я пришёл к выводу, что Евросоюз — это глобальный манипулятор, представляющий опасность для нашего будущего.
— Что??
— Они постоянно лгут. Например, об иммигрантах. Нам никогда не говорили об иммигрантах и преступности, о связи одного с другим.
Алекса волнуют не только внутренние проблемы, но и интернациональные.
— Когда это было? Совсем недавно. Израильская армия убила сорок палестинских детей за один день.
— Значит ли это, что Вы солидарны с палестинцами?
— Трудно сказать. Мне не нравится и то, что делают мусульмане.
— Так выберите сторону.
— Я считаю, что истеблишмент государства Израиль не прав. Они туда пришли и завладели страной. Да, это сложная история. Разобраться в этом — это всё равно, что разобраться в кроличьей норе.
-Что Вы имеете в виду?
— Холокост — это огромная кроличья нора. Историю всегда пишут победители, поэтому она не достоверна. Убивали ли немцы евреев? Не все согласны с этим. Давал ли Гитлер приказы убивать евреев? Этому нет доказательств. И, даже если некоторых евреев убили, то сколько? Тут опять кроличья нора.
— Итак, Вы поддерживаете палестинцев?
— Не обязательно. Я имею в виду, теперь, когда евреи там, я, как бы это сказать, больше на их стороне. Трудно сказать.
Клювы у зябликов разные, поэтому Дарвин решил, что лучшие клювы — это результат эволюции. Интересно, что речь у людей, которые в общем-то не любят евреев, никогда по-настоящему не развилась, и я не знаю почему. Я пытаюсь понять Алекса, который много читает об Израиле, как он мне сказал, но никогда не интересуется другими проблемными местами в мире — Курдистаном и Суданом, может Турцией. И я спрашиваю у него — почему? Вот его ответ:
— Это интересно, я никогда об этом не думал. Я много читаю об Израиле, но не о других. Я думаю, что Вы правы — почему меня не интересуют другие? Да, не интересуют. Я не знаю почему.
Мне нравится этот Алекс — дружелюбный и честный.
Насколько я могу судить, существует одна особенность, которая роднит Алекса с Дарвином. Это какой-то винтик в мозгу, который работает не совсем правильно, рождая лёгкий дисбаланс в их логической схеме. Но это задача для Национального Здравоохранения, а не для меня.
Это потолок. Это пол. Как поживаете? Я закуриваю. Сигареты полезны для мозга.
Я брожу еще немного.
Мне нравится этот город. Старый, очаровательный, прекрасный, очень характерный. Здесь есть всё, кроме эволюции.
К югу от этого очаровательного города есть городок Стратфорд-на-Эйвоне, в котором родился другой Англичанин, чьё имя выгравировано в самой душе Западного мира. Это — Уильям Шекспир, самый значимый театральный человек мира.
Да, мне надо разобраться с понятием Английский Театр, являющимся праотцом “театра” Брексита. Я сажусь в машину и еду на юг.
Самая Толерантная и Академически Любознательная Религия в Мире
Я поселился в отеле, находящемся в нескольких шагах от «дома семьи Шекспира с 1597 до 1616 года», взволнованный тем, что наконец-то добрался до нервного центра Английского театра. Я так много слышал о Стратфорд-на-Эйвоне, святом городе Западного Театра, и доме всемирно-известной Королевской Шекспировской Компании (КШК).
Не могу дождаться вечера, чтобы посетить спектакль этого КШК. А время, как всегда, летит очень быстро, и не только в Англии. И вот вечер на моих глазах спустился на Стратфорд.
Я, наконец, в КШК. Пьеса, которую сегодня вечером покажут, это «Тартюф» Мольера. Мольер — один из любимейших моих драматургов, самый весёлый из всех них, а «Тартюф» — одна из лучших, глубоких и весёлых его пьес.
Да, я, конечно, надеялся увидеть «Гамлета», или «Макбет» сегодня вечером. Но «Тартюф», эта очаровательная комедия о религиозном лицемерии тоже неплохой выбор.
Прежде, чем свет в зале гаснет, я покупаю копию пьесы в книжном магазинчике ШКШ. И я читаю, что этот Тартюф является «абсолютно новой версией провокативной классики Мольера, перенесённой в современную общину Пакистанских мусульман.
Что???
Да, это адаптация, вернее, это «Тартюф», написанный не Мольером. И что это за адаптация? Я читаю в книге:
«Амира: Прости, я надеюсь, что не оскорбила тебя.
Тартюф: Чем? Что такого ты сделала?
Амира: Мои волосы… Моя голова не покрыта.
Тартюф: И что?
Амира: Мне следовало бы надеть хиджаб.
О, Жан-Батист, погляди, что они сделали с твоей работой. Я читаю дальше.
Халиль: Я настаиваю на том, что задолго до того, как изучение наук, и требование знаний стали западным изобретением, исламские учёные внедрили знания в древнейшую цивилизацию…
Тартюф: Колин, Колин, Колин. Это было в старые времена. Теперь всё изменилось.
Халиль: Как же мы пришли к тому, что САМАЯ ТОЛЕРАНТНАЯ и АКАДЕМИЧЕСКИ ЛЮБОЗНАТЕЛЬНАЯ РЕЛИГИЯ в МИРЕ была похищена такими людьми, как ты?
Вместо Мольеровской Эльмиры-Амира, а Халиль вообще новый герой.
Текст исправлен супер-политически. Кто еще, кроме пламенных театральных атеистов нашего времени, станет возводить Ислам в «самую толерантную и академически любознательную религию в мире»? Лично я никогда не встречал мусульман, использующих такие фразы.
Я почитал еще, но свет начал гаснуть и пьеса началась. Выходящих на сцену актёров сопровождают оглушительные звуки и ослепляющий свет. Я так и слышу крик Мольера из своей могилы: Неужели это лучший способ начать комедию?
С развитием действия пьесы я понял, что самыми высокопрофессиональными моментами в пьесе были изначальные блицы. Актёр, играющий Оргона, заменённого на Имрама, человека слепо следующего за лицемером Тартюфом, прекрасно орёт, но больше ничем не приметен. Актёр, играющий сына Оргона-Дами (Дамиса) — хороший певец рэпа, но больше ничего. Актёр, играющий Тартюфа, похоже очень любит свою длинную приклеенную бороду, но не выказывает понимания внутреннего характера героя.
Я гляжу на актёров, и у меня такое впечатление, что никто из них не находится здесь, чтобы играть, а все они пришли проповедовать. Это кардинальный грех мировых театров.
Самое худшее во всём этом заключается в том, что творческая группа, создавшая этого “Тартюфа” страдает отсутствием чувства юмора, поэтому в результате описывает Ислам и мусульман, как кучу полных идиотов. Между юмором и нелепостью есть очень тонкая грань, поэтому их тщетные попытки юмора высвечивают героев-мусульман (а там все мусульмане) в самом ужасном свете. Этот «Тартюф», этот набор политкорректных слов, если произносить их громко, разоблачают реальность, выдающую расизм, спрятанный под буквами. Представленный здесь Ислам, поданный тонким, как бумага, в результате скрывает богатство древней культуры и нюансы живой религии. Вопреки политкорректным восхвалениям Ислама и Корана на сцене, никто из вовлечённых в эту постановку никогда не читал Коран. И, даже, если кто-то и читал, то совершенно очевидно, что он, или она страдают дислексией.
Какое разочарование! Я ожидал увидеть здесь лучший из театров, а увидел худший. Безупречный английский театр, которым я восхищаюсь, оказался здесь ничем иным, как бледным воспоминанием. Это тот случай, когда неудавшиеся художники пытаются впрыснуть в произведение театрального искусства идеологические убеждения, корректность. Театр — это не Палата Представителей, и сцена не терпит идеологии.
Театр заполнен, но каждый, кто рассчитывал встретить здесь пришедших посмотреть пьесу пакистанцев, были горько разочарованы. Я увидел лишь одного зрителя, который имел не белую кожу, а большинство из них были пожилыми. Пакистанцы не нуждаются в патронаже атеистов ШКШ. О, нет.
Я следую за их руководством и ухожу в антракте.
Где же мой орёл, который направляет меня, когда англичане смущают меня? Появится ли он когда-нибудь снова, чтобы вести меня?
У меня такое чувство, хотя я не уверен, что орлу не нравится Англия. Я долгое время не видел его! Где же ты, мой орёл — король птиц. Ты должен быть здесь, в Англии, в стране Королей и Королев!
Оставшись один, я размышляю: Неужели лондонские театры тоже заражены политкорректностью? Мне следует это увидеть скоро.
О, как я скучаю о «Продюсерах»!
Прежде, чем направиться в Лондон, я решаю здесь и сейчас, что мне надо посетить Оксфорд Я хочу посмотреть, не просочилась ли политкорректность также в знаменитые аудитории Английского Дома Знаний.
На случай, если орёл слышит меня, я спрашиваю: это хороший план?
Ласковый ветер подул в моё лицо, возможно вызванный крыльями орла. И это звучит, как «да».
Дональд Трамп — Мужчина
Оксфордский Университет является одним из самых элитных высших учебных заведений мира, студенчество которого составляют ярчайшие представители человеческих созданий. Члены этого студенческого сообщества могут гарантированно получить лучшую работу на рынке закончивших образование. Этот факт делает этих молодых людей одними из самых привилегированных в британском обществе.
Прогулка по улицам вдоль различных колледжей, которые и составляют Оксфордский Университет, представляют собой превосходнейшую окружающую среду для студентов. Она включает в себя комбинацию из сохранившихся старых парков, древних библиотек, импозантной архитектуры и достаточного пространства, чтобы почувствовать себя лордом или баронессой. Я гуляю там, где гуляют они и впитываю в себя всё то, что вижу: так много красоты, так много богатства, так много Фунтов.
Но погодите, вот тут есть что-то очень интересное. Справа от меня находится красивое здание, возможно общежитие, с торчащим из окна Флагом Гордости и большой фотографией пожилого человека, закрывающей всю высоту окна. Этот человек явно не секс-символ, из чего я воспринимаю это, как своего рода лозунг. Что это?
Я озираюсь вокруг и постепенно нахожу ответ. И вот какова история.
Сотни оксфордских студентов осуждают профессора Эмеритуса Джона Финниса, правового философа, в гомофобии, прежде всего за его речь в 1994 году. Тогда они потребовали его немедленного смещения.
Часть его речи, которая так возмутила их, была такой:
«Стандартная современная позиция включает в себя ряд явных и неявных суждений о надлежащей роли закона и навязанных интересов политических сообществ, а также о порочности гомосексуальных отношений. Могут ли они быть защищены рефлекторными, критическими и открытыми и рациональными аргументами? Я верю, что да».
Какое-то время назад привилегированных студентов можно было увидеть марширующими с протестами против резни в Дарфуре, Судане. Но похоже, что эти причины слишком стары для сегодняшней молодёжи. Им требуется что-то посвежей, что-нибудь с флагом, что-нибудь со множеством цветов.
Человек на фотографии в окне — это Джон Финнис, и то, что он здесь выставлен надо воспринимать, как насмешку над ним.
Я продолжаю прогулку и вдруг слышу выстрелы «справедливости». Я направляюсь в сторону этих звуков и там вижу группу людей, демонстрирующих протест против Президента Судана Омара Аль-Башира, обвиняя его в жестоких зверствах в Дарфуре. Протестующие, среди которых я вижу лишь одно белое лицо, — все африканцы. Они, по-видимому, хотели, чтобы привилегированные студенты присоединились к ним, но пока тщетно. Сегодня на повестке Противники Финниса, а не Башир.
Я продолжаю движение. Надо бы поговорить с обитателями Города Мечтательных Шпилей — Оксфорда, — даю себе такое задание.
Мои глаза выхватывают молодую леди, которая чрезвычайно наслаждается своей сигаретой, и я приближаюсь к ней. Её зовут Бет и она писательница. Она хорошо одета, ухожена и собирается закурить еще одну сигарету. У неё большие мечты. У неё есть агент, и скоро выйдет из печати её первая книга. Она англичанка и называет себя Брит, и она вооружена всеми элементами вежливости, которые можно найти в книге о хороших манерах.
Что она чувствует относительно Брексита? Она считает, что люди, голосовавшие за выход из ЕС, глупы, и что их голоса не стоит считать. В общем, — информирует меня она, — британцы глупы. Да.
— Да, мы Британцы. Но мы совершенно необразованны.
Вокруг нас находятся некоторые магазины, управляемые известными благотворителями, такими, как Оксфам среди других, и я хотел бы понять, насколько люди оценивают её заботу о нуждающихся.
— Существует ли какое-то дело, возможно интернационального характера, где вы были бы чемпионами? Какой-нибудь повод, проблема, или место в мире, которое вас заботит?
— Я не имею понятия.
Но зато у Бет есть больше, чем просто понятие о своих соплеменниках Британцах. Она рассказывает мне, что Британцам при встрече не о чём разговаривать, кроме как о погоде.
— Когда бы я не встретила человека, то неизменно слышу: «О, чудесная погода сегодня!», или «О, ужас, какое ненастье сегодня!»
По её мнению Британцы являются самыми большими лгунами на планете.
— Я всегда говорю «сорри» (сожалею) после всего. Я могу идти вниз по улице и даже не толкнуть никого, но я всегда скажу «сорри». Почему я делаю это? Я не знаю. Это унаследованная вежливость, от которой, похоже, мы не можем избавиться.
— Но, когда Вы говорите «сорри», не значит ли это, что Вы озабочены?
— Нет, я не озабочена. Совсем даже не озабочена. Я говорю «сорри» не потому, что забочусь об их чувствах. Я говорю «сорри» потому, что так меня воспитали. Ты всегда должен извиняться.
— Но так ведь трудно жить, не правда ли?
— Да, это так. Именно поэтому я так люблю уезжать за границу, встречаться с другими, новыми людьми, и притворяться, что я не Британка.
Бет, как и некоторые другие встреченные мною англичане, достаточно уверена в себе, поэтому может позволить себе и посмеяться над собой. Постепенно я начинаю понимать здесь, что пренебрежение к себе является побочным продуктом людей высокого о себе мнения, каковое имеется у многих англичан, и у привилегированных в этом обществе.
Оксфорд, разумеется, находится в первых рядах по самым привилегированным из привилегированных. Многие из студентов гуляют по улицам Оксфорда с носами, задранными до неба. Они молоды, они безупречно одеты, они радостно счастливы и они спокойны. Вроде бы спокойны. Я разговаривал с несколькими из них, и большинство из них ни слова не говорили для записи, если речь шла о политике. Они говорили мне, что понятия не имеют о том, что происходит где бы то ни было за пределами Оксфорда. Босния? Это где? Палестина, а где это? А где находится Израиль? Дональд Трамп, это мужчина, да?
Говорят они правду? Не думаю. Держу пари, что ряд студентов здесь влюблён в палестинцев, например. Как пример можно взять Оксфордский Союз. Несколько месяцев назад престижнейшая платформа для дебатов Оксфордского Союза пригласила выступить у них премьер-министра Палестинской автономии Рами Хамдаллу. Но этого было недостаточно для них. Палестина, как вы знаете, ведь огромная страна, поэтому на следующей неделе Союз проводит «Палестинские Дебаты».
Любовь, любовь. Но они в этом не признаются. По крайней мере, сегодня.
Позже на неделе Союз Оксфорда принимает премьер-министра Малайзии, человека, который высказался прямо на запись, что «эти крючконосые евреи владеют инстинктивным чутьём на деньги.» Ну как такого человека не уважить!
Да, часто у англичан занимает некоторое время, чтобы ясно сказать то, что у них на уме. Особенно это чувствуется в Оксфорде. Когда я нажимаю крепче, то один оксфордский студент объяснил мне причину того, что они не высказывают своего мнения. Оказывается, в их Университете их учат не комментировать того, что они хорошо не исследовали. Другие студенты объясняют мне, что они, Оксфордские студенты, амбициозные люди, и поэтому они боятся, что, если они скажут что-то о политике, то это будет связано с риском получить в будущем хорошую работу. Говоря словами Шеффилдского полисмена, они — «снежинки».
Но есть один вопрос, о котором они не боятся говорить, и это Брексит. Эту вещь они знают вдоль и поперёк, сверху донизу, справа налево, и каждый уголок вопроса. Почти все из них твёрдо против него. Да, был референдум, это верно, но это голосование не следует учитывать. Один гений говорит, что совершенно недемократично придерживаться результатов референдума. Это абсолютно недемократично придерживаться результата референдума, — страстно отстаивает он своё мнение. Точка.
Такова молодёжь.
Разумеется, не только молодые дышат воздухом Оксфорда.
Неподалёку от меня милое кафе, внутри которого меня ждёт Баронесса. Да-да. Можете себе представить?
И я иду, чтобы встретиться с ней.
— Где Вы остановились? — спрашивает она меня.
Вообще-то это исключительно важный вопрос в стране Её Величества. Если бы я сказал, к примеру, что остановился в дешёвом Holiday Inn, это означало бы, что я не достоин ничьего времени в Оксфорде. Столетиями, почти тысячелетие этот город был оплотом королевской власти, учёности и богатой частью общества. И только они чего-то значат, и только с ними следует считаться.
— Я остановился в Randolph, — отвечаю я ей, — в пятизвёздочном отеле. Ей приятно это слышать. Она рассказывает, что несколько лет назад в этом отеле был пожар. Но теперь в нём всё в порядке.
Я не могу этого избежать, но после того, что я узнал в Манчестере, я не могу ни о чём другом думать, как о том, кто из евреев владеет этим Randolph?
Может спросить у Баронессы, каково имя того еврея, который поджёг Randolph? Нет, думаю не стоит.
Вместо этого я задаю ей более простой вопрос: может ли быть наша встреча здесь записана, или нет? Как и все большие политики, Баронесса — сильная женщина, которая принимает решения быстро. Она говорит:
— Скажу Вам более того: Вы не будете меня цитировать.
Она обследует кафе сверху вниз, справа налево, и затем меняет свой ответ.
— A вообще-то это не имеет значения, потому что в этом кафе повсюду «жучки».
Но она Баронесса, и она хочет говорить всё равно обо всём, но при условии, что ко всему сказанному ею не будет что-либо приписано.
Что ж такого она мне расскажет, что является таким деликатным?
1. Британцы — супер-ненадёжные люди.
2. Джереми Корбин-антисемит.
3. Британское общество становится всё более антисемитским. Если бы она была молода, говорит она, не глядя мне в лицо, она бы покинула эту страну, уехала бы в Израиль, или США. Она никогда не представляла себе, что Британия станет такой антисемитской страной, но теперь она стала таковой, и она сожалеет, что не уехала, когда была молода. Она — еврейка.
Я иду в свой отель. Мне надо узнать, кто из евреев владеет Randolph-ом.
Я подхожу к служащей отеля и спрашиваю: был ли здесь пожар в отеле в последнее время?
Да, — отвечает она.- Огонь загорелся на кухне и распространился наверх. Поэтому отель был закрыт примерно 6 недель для обновления. А Вы знаете имя владельца отеля? Это МакДоналд, — отвечает она. Я ожидал услышать фамилию, вроде Дрейфус, Коэн, или Дисраели, но ничего подобного не услышал. Он оказался шотландцем. Не еврей. Какое разочарование!
Пока я окончательно не чокнулся, мне требуется перерыв от реальности. И это то место, куда я направляюсь дальше.
Кинжалы в Улыбках Мужчин
Рядом с моим отелем находится театр, под названием «Новый Оксфордский Театр», где сегодня вечером состоится спектакль «Макбет» Шекспира в исполнении Королевского Национального Театра. Этот «Макбет», насколько я осведомлён, не переделан в пакистанскую семью и не состоится на Голдер Гринс (известный в Лондоне еврейский район). Только британцы. Тупые, поверхностные британцы.
Я иду в театр.
Тёмные декорации, много чёрной драпировки повсюду и огромная чёрная рампа посередине. Другим доминантным цветом на сцене является красный, символизирующий кровь и королевское величие. Ведьмы в этом «Макбете» молоды и проворны, а сам Макбет говорит с шотландским акцентом, который я полностью понимаю.
Кстати, я жутко горжусь собой!
Пьеса продолжается. Странно, но я впервые вижу Шекспира на сцене, который звучит обнадёживающе ясно, и который мягко будит сильные эмоции, а текст звучит удивительно просто.
Именно здесь, на этой английской сцене, я, окружённый британцами, испытал настоящий Шекспировский театр в его чистейшем виде. Оказывается, что Шекспир вовсе не сложная литература, а скорее эмоциональное повествование историй. Да, действительно Шекспир использовал огромные художественные вольности, когда интерпретировал факты, но всё же ядро этих историй основано на реальности. А я здесь могу это видеть и чувствовать. Слушая и глядя на актёра, играющего Макбета, я мысленно возвращаюсь в Шотландию. Когда слышу название Инвернесс, где находится замок Макбета, я говорю себе: А я знаю это место! А слушая ведьм, у меня перед глазами возникает образ Несси.
Всё это звучит так знакомо, так по-Британски.
Во время спектакля до меня доходит, что Шекспировский театр — это прежде всего рассказ о людях, живущих здесь, включая те сотни Британцев, находящихся здесь со мной в данный момент. Это об их истории, об их сложном отношении к монархии, об их борьбе между собой, об их кровавых битвах на всём острове, о них самих. Наблюдая за тем, как те, что на сцене, всегда так мило разговаривают друг с другом, а затем — о, Боже милостивый, — вдруг оглушают друг друга насмерть, публика, словно видит себя в зеркале.
Воистину «В улыбках людей прячутся кинжалы».
То, что показывают по ТВ о Палате Представителей на самом деле началось еще здесь. «Мой достопочтенный господин», «Мой уважаемый друг» произносятся при помощи языка в то время, когда из губ сочится яд, как тогда, так и сегодня.
Бетти говорит «сорри», но она не имеет это в виду буквально.
На сцене, да и в зале, англичане всегда играют.
Мой уход от действительности оказался самой действительностью. Странно.
А в Лондоне в Палате Представителей члены Парламента голосуют против предложенной Терезой Мэй сделкой по Брекситу, 432 против 202 голосов. Может, пора двинуться в столицу?
Возможно, но я всё же побуду еще один день в Рандолфе.
