ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

В постоянной кромешной тьме стерлось всякое чувство времени: минуты незаметно сливались в часы, часы растягивались в дни, а дни, казалось, превращались в бесконечность. Самое течение жизни заблудилось в темноте, передвигаясь неуверенно, на ощупь, то замедляя, то ускоряя шаг.

[Дебют] Татьяна Палатник

ТЬМА

«И сказал Господь Моше: Простри руку твою к небесам,
и будет тьма на земле Мицраима, и осязаемой (непроглядной) будет тьма.»
Исход, 10:21

“Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город.” М.А.Булгаков, “Мастер и Маргарита”

Нилей возвращался домой со службы привычной дорогой. На днях он получил повышение, сулящее ему стремительный карьерный рост при дворе фараона. В ближайшем будущем он надеялся войти в состав личной охраны Рамзеса Великого. Отец Нилея гордился бы своим первенцем, воином в пятом поколении, продолжателем традиций своих славных предков, стоявших еще у основания девятнадцатой династии. Несмотря на внушительную родословную, Нилей добивался успехов самостоятельно, не прибегая к протекции, за что и был ценим военным начальством. Гордость и радость от предстоящих свершений переполняли его, однако новая должность требовала ещё больших усилий. Он чувствовал довольную усталость, накопившуюся за последние дни, — несколько бессонных ночей давали о себе знать.

От дворца фараона до дома было полчаса ходу, и Нилей радовался, что увидит жену с детьми еще при свете дня. Несколько странным казалось ему то обстоятельство, что хотя солнце стояло ещё высоко, всё вокруг выглядело каким-то уныло безликим, краски померкли, и перед глазами будто встала серая пелена. Нилей списал это на переутомление. “Надо бы лечь сегодня пораньше и выспаться наконец как следует”, — решил он. Однако, смутная тревога все же овладела его сердцем. Что-то изменилось, но что именно, понять он никак не мог. Казалось, сам воздух загустел и пропускал меньше солнечного света.

Остановившись, он огляделся по сторонам. На улицах было непривычно пусто, но не это насторожило его. Было что-то ещё, не вполне необъяснимое. Нилей прислушался. Его окружала не сравнимая ни с чем абсолютно мертвая тишина. Будто сама природа затаила дыхание в ожидании чего-то. Ни шелеста листвы, ни шороха ветра, ни щебетанья птиц, ни лая собак, ни привычного городского шума. Он почти уже ощущал эту тишину физически. “Быть может я оглох?” — промелькнула в голове ужасающая мысль. Ничто не могло так напугать отважного воина, как собственное увечье, способнoе поставить крест на его карьере. Тревожный возглас вырвался у него из уст, и тут же вздох облегчения. Нет, со слухом всё в порядке. Тогда что же происходит?

Египтянин направил свой взор к небу. Его обычно ярко-голубой цвет теперь тоже приобрёл невзрачный серый оттенок, сквозь туманную пелену которого, пробивался потемневший, будто выпачкавшийся в золе, диск солнца.

Нилей поспешил войти в дом.

— Тирия, — позвал он, — вели подать еду, я голоден, как лев и устал как вол. Вот и зрение уже подводит меня.

— Ты совсем себя не бережешь,— посочувствовала жена.

— Дети уже спят?

— Да, опять не дождались тебя. Спрашивали, когда ты придёшь. А что я им скажу?

Нилей вздохнул. Ему тоже нечего было сказать в ответ.

За трапезой он всё расспрашивал её о сегодняшнем дне, не заметила ли она чего-то странного.

— Да вроде нет. Хотя, знаешь, как-то сегодня необычно темно, видимо снова надвигается гроза. Надеюсь, она не будет такой же ужасной, как предыдущая.

Померкли не только краски и звуки, но и еда теперь казалась Нилею безвкусной. Подкрепившись, он встал из-за стола и подошёл к окну. На месте солнца теперь виднелось размытое едва заметное желтовато-грязное пятно. Воздух помутнел и почти потерял прозрачность. Продолжало стремительно темнеть. В голове у Нилея крутились какие-то обрывки из слышанных с детства историях о еженощном сражении бога солнца Ра с ненасытным змеем Апофисом, пожирателем света.

С замиранием сердца бесстрашный воин наблюдал, как средь бела дня сгущается тьма и накрывает собой весь город. До Нилея донёсся протяжный и жалобный вой соседской собаки. Всё смешалось в чёрном хаосе: краски, запахи, звуки. Мрак, какого ещё не видывал Египет, неотвратимо заполнял собой все вокруг, сгущаясь и стирая очертания великих пирамид, дворца фараона, домов, людей и животных. Будто чёрная бездна разверзлась над истерзанной землей, погребая под собой всё живое и неживое. Наконец захлебнулся во тьме последний не желавший умирать огонёк. Над Египтом воцарилась ночь.

***

Проснувшись в своей постели, Нилей долго не мог понять, лежит он с открытыми или закрытыми глазами. Он то таращил их до боли в веках, то жмурился и снова таращил, но всё без толку. Что бы он ни делал, его окружала всё та же непроглядная тьма.

“Не может быть, что еще такой ранний час, — подумалось ему, — большое светило должно было давно начать свой привычный круг по небосводу.”

Привстав на кровати, он вытянул перед собой руку, и с ужасом ощутил, что она слилась с окружающей чернотой. Он больше не чувствовал границ своего тела, будто оно ему вовсе не принадлежало, а растворившись во мраке, расплылось по всему пространству бесплотной субстанцией.

— Тирия,— услышал он свой хриплый приглушенный голос, словно вырвавшийся из глубокого колодца и с трудом прорезавший пространство.

— Тирия, — позвал он снова, не услышав ответа.

— Нилей? — неуверенно отозвалась жена. — Где ты?

— Я здесь, — так же неуверенно, не вполне осознавая, где находится, ответил ей муж. — Иди на голос.

И он вытянул вперед то, что ещё недавно считал своими руками, безнадёжно шаря в пустоте. Наконец он почувствовал едва уловимое касание похолодевших от страха пальцев женщины и схватился за них, как за спасительную ветку. Притянув к себе, он обнял супругу, и некоторое время они стояли молча.

— А что, у нас не осталось больше масла и свечей?— прервал наконец молчание хозяин дома.

— Я зажгла все, что было, но от них нет никакого толку, — всхлипнула Тирия.

— Как это? Они не горят?

— Горят, но ничего не освещают. Лишь в домах у иврим светятся окна. Это похоже на какой-то заговор.

— Опять эти проклятые евреи, — процедил сквозь зубы Нилей. Все беды, обрушиваются только на нас, а их обходят стороной.

***

В постоянной кромешной тьме стерлось всякое чувство времени: минуты незаметно сливались в часы, часы растягивались в дни, а дни, казалось, превращались в бесконечность. Самое течение жизни заблудилось в темноте, передвигаясь неуверенно, на ощупь, то замедляя, то ускоряя шаг. Никто не мог сказать наверняка, сколько воды унесла великая река, с тех пор как Апофис поглотил Ра, и погасло солнце Египта.

Нилей снова забылся тяжелым сном. Когда сознание вернулось к нему, он долго не решался открыть глаза, опасаясь, что вокруг всё-та же непроглядная тьма. Только теперь он чувствовал ещё и какую-то необъяснимую тяжесть по всему телу, словно воздух вокруг стал тяжелее. Он с трудом разомкнул веки и попытался встать, но это оказалось не так просто. Во сне он чувствовал себя на дне моря, под громадной толщей воды, куда не мог добраться ни один, даже самый настойчивый, лучик света. Грудную клетку сдавило, стало почти невозможно дышать. Густая и вязкая субстанция обжигала горло и лёгкие при каждом вдохе и выдохе. Приложив неимоверные усилия, Нилею всё-таки удалось подняться с кровати. Он двигался невероятно медленно, словно в вязком смолистом киселе.

Послышался какой-то шорох и скрип открывающейся двери. Затем чьи-то то приближающиеся, то удаляющиеся шаги и едва различимый деревянный стук, будто что-то искали. Затем всё стихло.

“Наверняка опять кто-то из иврим, — с раздражением, граничащим с гневом подумал Нилей. — Только их каким-то непoстижимым образом не коснулась эта напасть. Чем мы хуже этих жалких рабов? Почему владыка не наведет порядок?”

Он остановился передохнуть. Двигаться дальше сил не было.

“Сколько это еще продлится, и как далеко зайдет? — взывал он куда-то верх, неизвестно кому. Мысли путались, страх сковывал сердце. — Неужели темнота будет вечной?”

Будто отзываясь мольбе, перед его взором вдруг возник призрачный огонёк света. Нилей впился в него взглядом, боясь что тот исчезнет, стоит ему только моргнуть. Если конечно, он ещё в состоянии моргать. Огонёк стал немного ярче и от него повеяло теплом. Нилею безудержно захотелось прикоснуться к нему. Его рука будто сама медленно потянулась к крохотному источнику жизни, собрав остаток сил…

“А может мне это только кажется? — подумал он. — Что если воспалённый разум рисует заветные картинки, зыбкие миражи, как тогда в пустыне Куш, где мы чуть не погибли от выжигающего солнца и отсутствия воды?”

Горькая слеза, пробившаяся наружу, застыла на щеке словно янтарь…

Внезапно Нилей почувствовал прикосновение холодной влаги к своим губам, только сейчас осознав, насколько сильно его мучила жажда. За всем происходящим он забыл о ней, но теперь, жадно припав к невесть откуда взявщейся кружке, он взахлеб втягивал в себя живительную воду, кажется в жизни не пил ничего вкуснее, не обращая внимания на струйки, стекающие по углам рта. На мгновение ему показалось, что он видит перед собой незнакомца, чья рука так услужливо поднесла ему питье, но также внезапно, как появился, незнакомец исчез вместе с кружкой, и если бы не утоленное чувство жажды, Нилей начал бы сомневаться в здравии своего рассудка.

Оставшийся в одиночестве, Нилей снова погрузился в тяжёлую задумчивость. Однако произносимые про себя слова не слушались, ему никак не удавалось сосредоточиться хотя бы на одном из них. Мысли растекались мелкими ручейками и исчезали в пустом черном пространстве. Затем и пространство вслед за временем перестало существовать. Нилей впал в оцепенение и сам стал пустотой.

***

Когда сквозь вновь возродившиеся время и пространство, постепенно, словно набираясь сил, начали проступать сперва неясные, а потом всё более четкие очертания окружающих предметов, Нилей обнаружил себя лежащим на полу в нелепой беспомощной позе. Не осознавая, сколько времени он был без сознания, и что вообще произошло, он попытался подняться. Это удалось со второй попытки. Однако, он вновь почувствовал в себе силы и проясняющийся разум. Нилей вспомнил всё и бросился по дому в поисках домочадцев.

В одной из комнат он застал жену и детей, сидящих в объятиях друг друга. Замерев на мгновение у порога и не веря своим глазам, Нилей бросился обнимать родных, будто видел их в последний раз. Какое-то время никто не мог прийти в себя, у всех на глазах стояли слёзы. Взгляд Нилея невольно упал на окно. Стояла ночь, самая обыкновенная египетская ночь. Звёзды как ни в чём не бывало невинно подмигивали ему.

“Что же это было, сон или бред от переутомления? — спрашивал он себя. — И было ли вообще?”

Звёзды продолжали безмолвствовать, взирая на него со своей холодной и неприступной высоты.

Так и стояли обнявшись посреди дома с мальчиком, державшимся за мамино платье и с дочкой на руках, молча, порой ощущая потерю резкости взгляда от подступающей влаги. Стояли, ничего не понимая про странную тьму, спустившуюся на них в последние дни. Стараясь не вспоминать об этом, они просто радовались друг другу.

— Теперь все будет хорошо, дорогие мои, — неуверенно бормотал Нилей, обнимая жену с детьми, и тщетно пытаясь скрыть волнение в голосе. — Все теперь будет хорошо.