ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

Много ли шутят герои пьесы Джошуа Хармона, поначалу казавшейся камерной? Мне кажется, нет. Слишком велико их напряжение. Оно перерастает домашние споры, сомнения, каждодневность… Оно перерастает те события, когда кто-то из них конвертировался в католицизм, а спустя время осознал необходимость и долг вернуться в лоно иудаизма.

Алла Цыбульская

“АД, ГДЕ ТВОЯ ПОБЕДА?”

(МОЛИТВА О ФРАНЦУЗСКОЙ РЕСПУБЛИКЕ)

(PRAYER FOR THE FRENCH REPUBLIC)

 Пьеса американского драматурга Джошуа Хармона.

Постановка в бостонском драматическом театре Huntington (ХАНТИНГТОН). Режиссер— артистический директор театра Лоретта Греко. Премьера состоялась осенью сезона 2023–2024.

Побывав на этом спектакле, затронувшем мои личные национальные чувства, при том, что обычно их тревожить нет повода, я никак не предполагала, что события, которым посвящена пьеса, окажутся глубоко драматическим образом вписаны в контекст нынешней реальности.

Очевидно, драматург уже столкнулся с ситуацией, вызвавшей его опасение. Пьеса написана в 2016 году и время её действия тоже 2016-ый и 2017-ый годы. В 2023-м году беспокоящие поводы превратились в свершающиеся обескураживающие факты.

Автор раскрывает историю еврейской семьи, из поколения в поколение (прослежено пять) жившей во Франции. Начало было положено в 1855-ом году когда давний представитель семьи по фамилии Саломон основал фирму, выпускающую рояли, имевшие свой фирменный знак — Саломон.

 Действие пьесы происходит попеременно то ныне в 2016-17гг., то в прошлом — в 1944-46 гг. в период гитлеровского нашествия. Главным событием, толчком для переживаний и размышлений становится эпизод из настоящего времени: младший представитель семьи Дэниел подвергся на улице Парижа нападению бандитов — антисемитов и возвращается с окровавленными лицом и головой домой. Не будучи истово религиозным, он преподает математику в еврейской школе, и носит на голове кипу.

 — Почему ты не носишь на голове бейсбольную кепку? — кричит в отчаянии его мать Марселла. — Ты делаешь из себя мишень! — продолжает она.

Так выходит на первый план проблема оскорбленного и вопреки опасности сохраняемого национального достоинства.

Так поднята изначально тема растущего антисемитизма в Европе, и в частности, во Франции.

Рассказывая об этом спектакле, я позволю себе делать отступления из-за напрашивающихся параллелей. Я не политический обозреватель, не публицист. Я – театральный критик. Мне привычнее взглядом на сцену и слухом воспринимать действие и думать только о нем. Но получилось так, что все, о чем говорят персонажи пьесы, выходит из сферы личного и болевого в социальное, общественное. На первый взгляд камерная пьеса на самом деле поднимает тему историческую, политическую и общественную. И без отклика и невольных комментариев не обойтись.

Отступление №1

После немыслимой трагедии Холокоста 80 лет спустя в мир пришли вновь не изживаемые, исполненные злобы предубеждения, направленные на евреев.

И помешать этому Злу, оказывается, не помогает тяжкий исторический опыт и высказывания мыслителей — гуманистов. Ни Шекспир из 17-го века с его “Венецианским купцом”, ни Вальтер Скотт из начала 19-го века с его романом “Айвенго” не слышны, да и неизвестны террористам из Хамаса. Нет защиты в мире народу, чьи жертвы, казалось бы, навек оправданы. Вспомним дело Дрейфуса, вспомним знаменитую речь  Э. Золя “Я обвиняю” в защиту Дрейфуса. Вспомним и то, что благородная публикация великого французского писателя была вдохновлена обращением к нему и просьбой великой французской актрисы — еврейки Сарры Бернар.

Через несколько дней после окончания показа этого спектакля в Бостоне 7 октября 2023 г. террористы из Хамаса напали на Израиль, произошли исчисляемые тысячами гибели людей, в основном молодых, но также и пожилых. Их убивали жесточайшими варварскими способами, при этом снимали на камеры свои злодеяния, губя безжалостно и маленьких детей. Журналисты, которым довелось посмотреть эти заснятые материалы, теряли сознание. Казалось бы, мир должен был протестовать, и выражать сочувствие и поддержку Израилю. Но произошло противоположное. Прокатилась по странам волна сочувствия не погибшим израильтянам, а к тем, кто совершил убийственный акт терроризма. И это меня потрясло еще больше. От общественных и студенческих демонстраций в поддержку палестинской Газы до начала погромов по сути рукой подать. Слово погром пришло из русского языка, и сохранилось без перевода в европейских языках.

Вопрос пьесы — где можно в наши дни чувствовать себя в безопасности еврею?

Ответ жизни — нигде. Как и в годы фашизма.

Пьеса постепенно погружает в историческое прошлое и проецирует его на настоящее. Но и в прошлом, и в настоящем — и в этом несомненно талант драматурга — показаны люди со своими по-человечески понятными, искренними и естественными побуждениями. При этом с разными представлениями. И их желание разобраться в причинах и следствиях вековых бед вызывает разговоры и волнения, диалоги и монологи, что составляют драматическую основу пьесы.

Поначалу все происходит негромко, вполголоса на сцене, превращенной в одну большую проходную комнату, что служит столовой. Одна и та же декорация будет сохранена от начала до конца спектакля, меняться в ней будет лишь то, что что освещение выявит сначала одну сторону этой комнаты, а потом — другую. (Дизайн— Эндрю Бойс).

Пожалуй, самой броской и обаятельной из персонажей предстает Марселла-(Эми Резник), по облику типичная изящная француженка возраста элегантности. С нею в сценическое существование всех остальных персонажей входит напор энергии, решительности, и несомненно руководство. От эпизода к эпизоду она появляется, преображаясь. Вот она с утра в спортивной одежде прибежала в дом после отличной тренировки — пробежки, не забыв по пути купить круассаны к завтраку. Вот она переоделась в яркий красивый брючный костюм. Она сменит туалеты несколько раз еще в последующие дни, и это всегда будет праздник для глаз. Перед нами парижанка. И деятельный человек, врач, профессор. Жизнь течет в заведенном ритме. Но вот событие. В жизни её семьи, состоящей из мужа, дочери и сына, — появляется новое лицо. К ним приехала погостить из Нью-Йорка в перспективе для того, чтобы учиться в университете Нанта племянница Марселлы — Молли — (Тэлиа Сулла). Она приходится двоюродной сестрой сыну Марселлы — Дэниэла (Джошуа Чессин-Юдин) и дочери Элоди (Карли Зьен). Они прежде никогда не видели друг друга. Тут поясняется запутанная история родства.

Для того, чтобы понимать связь поколений приходится разбираться. Сестра прабабушки Марселлы — Ирмы, Люси перед второй мировой войной оказалась в Америке. Это случилось потому, что она, живя на территории Эльзаса, принадлежавшего 50 лет Германии, не захотела остаться под правлением немцев. Так она спасла себя и свою будущую семью, добравшись до Нью-Йорка. И у той ветви семьи впоследствии оказалась другая благополучная биография, в отличие от биографии прабабушки Марселлы, пережившей оккупацию нацистов… Первое столкновение по-разному понимаемых обстоятельств происходит именно на этой почве.

Пока Марселла подготавливает на диване постель для Молли, принося извинение, что отдельной комнаты нет, в глубине сцены от одного края до другого проходит укутанная в курку с капюшоном, так, чтобы прошмыгнуть ни с кем не сталкиваясь, Элоди – дочь Марселлы. Она кажется немного странной, инертной, даже вялой… Почти бесцельно ненадолго появляется Чарльз — (Нэел Насер) — муж Марселлы. Вся эта обыденная житейская ситуация внезапно взрывается появлением Дэниела с окровавленным лицом. Только что на него произошло нападение, мотивация которого было не ограбление, а преследование и издевательство над человеком, на голове которого была кипа. В первой четверти 21-го века в столице Франции произошел акт бандитского нападения на почве антисемитизма.

Марселла, потрясенная и подавленная, настаивает на том, чтобы вызывать полицию. Но Дэниел отказывается. Он даже не запомнил лица трех напавших на него парней. И нет-нет, ему не нужно к врачу, его нос не сломан… Сейчас он пройдет в ванную комнату, примет душ, все не так уж страшно… Так происходит завязка.

Дальше участники пьесы пытаются разобраться в общественной ситуации. Автор помогает им, адресуясь к историческому прошлому, упоминая погром в одном французском городе в 1349-ом году, войны крестоносцев, в которых жертвами оказывались евреи, упоминает и недавний случай в 2015 году, когда в кошерном супер-маркете были застрелены четыре еврея, что свидетельствует о росте антисемитизма вновь. Наконец, упоминается трагический случай, когда в один из парижских домов ворвались террористы и убили, выбросив из окна старую еврейку, пережившую Холокост— Сару Халини — Sarah Halini c возгласами: “Аллах акбар”. В этом доме было много жильцов, но еврейка была одна. И никакого внимания общественности к этой трагедии не было…. Элоди произносит:

“В мире столько вражды. Идут войны в африканских странах. В Пакистане, Бангладеш, Индонезии… И никто в Европе особо этим не озабочен. Но происходящее в Израиле, любая акция его в свою защиту вызывает волну обсуждений и осуждений”…

Так подготавливается следующее действие, в котором воскрешаются персонажи предыдущего поколения т— прабабушка, прадедушка Марселлы и её брат с сыном, из немногих, спасшихся в Аушвице…

Свет будет теперь направлен на них. Тот самый большой обеденный стол из столовой, где уже поздно вечером Молли и Дэниел знакомятся и начинают дискутировать и понемногу испытывать расположение друг к другу, стол оказывается повернут под другим углом, и за ним сидит старый полуслепой Адольф Саломон, а ему приносит еду, ставит приборы, заботливая и красивая в почтенные годы его жена Ирма — (Филлис Кэй).

Удивительно неброская и точная работа режиссера Лоретты Греко в воссоздании атмосферы, примет, облика, одежды, даже обуви для персонажей двух эпох: нынешней и воскрешаемой. В отличие от привычного бумажного пакета с круассанами, который каждый может есть и брать, когда захочет, от небрежно забытого Элоди на столе недопитого бокала с вином, от кроссовок и футболок, в воскрешающей прошлое сцене, на столе фарфоровая посуда, салфетки, размеренно и тщательно поданная бедная пища, на Ирме красивые платья женственного покроя, туфли из мягкой кожи, такие шили на заказ сапожники до второй мировой войны… Внимание к бытовым деталям режиссера— постановщика так же важно, как и вдумчивое высвечивание смыслов, которых доискиваются персонажи… (Художник по костюмам — Алекс Джегер).

Объединяет сопоставляемые сцены только рояль в глубине сцены. Ведь вся история семьи связана с основанной её давним предшественником компании по продаже роялей — компанией САЛОМОН. На рояле немного играет в полутьме сцены Патрик — (Тони Эстрелла) — брат Марселлы. Он выступает и в роли рассказчика, поясняя настоящее прошлым. Из его рассказа выясняется, что Ирме и Адольфу удалось войну прожить в своей квартире благодаря тому, что интендант дома сумел остановить представителя СС, и выпросить его о пощаде для стариков. Но судьбы их детей оказались драматичны. Дочь успела до войны выехать на Кубу. А в 1942 году и в 1943 -ем году их сыновья были арестованы вместе с семьями. И о них ничего не было известно. Утешая жену, Адольф сочиняет историю о том, что они исчезли в горах, и там Люсьен — настройщик роялей, занимается своим трудом, и обучает детей… В реальности выживет только Люсьен и его сын Пьер.

Пять поколений этой семьи прожили жизнь во Франции и ведут свой бизнес по продаже роялей. Хотя к нынешнему времени этот бизнес уже не может их обеспечить, и все они овладели другими профессиями. Их культура — это культура Франции. Что их отличает от французов? Разве, что сознание некоторого двуединства, принадлежности не только к народу, в языке и традициях которого они привыкли существовать, но и к своему отдельному миру, в котором соблюдаются традиции еврейских праздников и законов. Поэтому для нынешних представителей семьи Саломон неукоснительно соблюдение шабата, зажигание свеч, Ханука…

Наверное, так сохраняется еврейский народ в рассеянии по всей земле, во всех странах. И всюду евреи, рожденные и живущие среди других народов, чтут их, и своей жизнью, а если дано, то талантом, прославляют их.

Отступление № 2.

Глядя на эту сцену, мое сердце русской еврейки, сформированной русской культурой, любящей её как можно любить все родное, наполняется теплотой и ощущением этнической близости с персонажами на сцене. Между тем, я родилась и прожила всю молодость в Советском Союзе, где религиозные праздники— и православные, и еврейские были под запретом. Никакого шабата я не знала и в помине. Зато много лет назад в журнале “ТЕАТР” я прочла статью о Жаботинском, которая заканчивалась цитированием его ценной мысли. Не ручаюсь за абсолютную точность, привожу слова по памяти. “Что остается от еврея, если он не религиозен, не знает языка идиш, не соблюдает субботу? — Остается еврей.”

11 персонажей этой пьесы, связанные родством, остаются евреями, но только все больше они ощущают себя изгоями. Пожалуй, менее всего это относится к очаровательной Молли. Молоденькая студентка из американского университета уже напичкана представлениями вполне пропалестински настроенных сокурсников. Когда Марселла впервые после нападения на Дэниела говорит, что нужно уезжать в Израиль, и об этом задумывается сам Дэниел, Молли отвечает, что нельзя ехать на территорию, которая оккупирована. Это значит, что она не знает историю, не знает, что историческая родина — это земля, на которой жили евреи 3500 лет тому назад.

Отступление № 3

Господа, а как часто вы сталкивались с подобными утверждениями?

Практически, прикрываясь стремлением к справедливости, но не зная истории, довольно большое количество людей на земле утверждает, что евреи заняли территорию, принадлежащую Палестине, в то время, как евреи жили на этой земле задолго до образования Палестины. Да и государства Палестина не было и нет. Но те, кто утверждает подобное с готовностью и убежденностью, высказывают прежде всего антисемитскую позицию.

И Дэниел отвечает Молли, что территория государства Израиль не является оккупированной у арабов. Постепенно начинаются выяснения отношений и представлений. Никакого догматического следования национальным запретам в семье нет. Марселла вышла замуж за Чарльза, а он алжирский еврей, похожий на араба, и наверное, в своих привычках сохраняет какие-то восточные традиции. Актер, выбранный на эту роль, внешне соответствует облику выходцев из Алжира. Конечно, в их традициях есть различия. Выше упоминаемая сестра Ирмы -Люси вышла замуж за католика, и значит, Молли полукровка….Придается ли этому значение кем-либо? Нисколько. Семья состоит из интеллигентных людей, не имеющих никаких предубеждений. И все-же, и все-же…

Они охвачены тревогой. Словно грозное напоминание не о средневековых кострах инквизиции, а о том трагическом прошлом, именуемом Холокост, с года окончания которого прошло 80 лет, вызывает необходимость искать свою собственную идентификацию, и принимать трудное решение, где жить, оставаться или уезжать…

Напомню, решение Люси – персонажа, которого нет на сцене, лишь упоминаемого, – уехать из Франции в Америку было вызвано тем, что во время первой мировой войны она оказалась в Страсбурге на территории Эльзаса, оккупированного немцами. Получается, что каждому поколению этой семьи достается тяжелый опыт, связанный не только с общей историей, но и с историей гонимого еврейского народа… Чарльз — муж Марселлы – в свое время вынужденно со своей семьей покинул Алжир, где евреи жили в течении столетий, пока ситуация не изменилась настолько, что им пришлось искать убежища в другой стране…

Так семья Саломон пополнялась двумя ветвями еврейства: европейскими представителями ашкенази и выходцами из юга — сефардами. И неизбежные различия никому не мешали… Во Франции — стране, которая первой в Европе дала евреям полные права гражданства, они чувствовали себя хорошо. Но в мир снова пришло зло… И его никто не спешил останавливать. Франция оказалась во многом под влиянием Марин Ле Пен, занимающей крайне правую позицию. Элоди говорит о её предрасположенности к нацизму.

В пьесе звучат имена деятелей политики, действующие сегодня.

Дэниел говорит, что Натаниягу предложил евреям Франции, почувствовавших себя в опасности, ехать в Израиль. Но премьер-министр Франции Мануэл Воллс произнес фразу, которую автор пьесы вынес в эпиграф. И по силе значимости она давала колоссальную моральную поддержку тем, кто не хотел вынужденно уезжать из Франции. Вот это высказывание из публичной речи:

”Если 100000 испанских беженцев покинут Францию, она будет оставаться Францией. Но, если 100000 французских евреев оставят Францию, она не останется прежней Францией. Французская республика потерпит разрушение.”

И вновь сценическое действие происходит, воскрешая Ирму, Адольфа, потом появившихся у них Люсьена и его сына Пьера. Пьера мы видим как ребенка, а потом уже взрослым. Взрослый Пьер (Вилл Лиман) станет отцом Марселлы. А Пьер-подросток (Джесси Кодама) завершит число действующих лиц номером 11.

Патрик в своем монологе вспоминает, что в детстве он видел, как Ирма — награжденная лауреатством пианистка — в суровое голодное время войны, намазав тоненько маслом хлеб для Адольфа, остатком на ноже касалась своего ломтя. И этот жест экономии он запомнил…

Один из волнующих эпизодов спектакля — это последняя встреча с Ирмой, сыгранная актрисой Филлис Кэй с большим драматизмом. Она выходит на сцену в длинной белой рубашке, и сухо, отстраненно и пронзительно произносит: “Пока еще продолжалась эта война, я умирала в другой комнате.” И хотя действие сразу переключается на героев настоящего времени, от прощания с нею остаются долгие обертоны. Это было очень сильно эмоционально преподнесено при скупых средствах выразительности. Она вспоминает всю свою жизнь, приверженность к Франции, желание быть похороненной на своей земле, и имя сына -Пьер, последнее, что она произносит.

Другой великолепно разыгранной сценой стал диалог между Молли и Элоди. Молли — очень хорошенькая, милая, воспитанная, усвоившая все установки современности, включая вегетарианство. Она хорошо слушает собеседников, но тверда в том, что однажды усвоила, убеждающим словам поддается с трудом. Неожиданно способность мыслить и фильтровать факты раскрывает в полемике с нею героиня Карли Зьен— Элоди. Тихая, немного унылая ( депрессия?), она на глазах преображается, доказывая свою позицию. Голос её звучит громче и громче, темп речи увеличивается, жестикуляция завершает усиливаемое значение сказанного ею. — “Израиль— оккупированная территория? А как тогда быть с Манхэттеном?”

That’ s the point.

Зал разражается аплодисментами.

Да, в истории завоеваний, аннексий, и искони принадлежащих земель тому или иному народу много сложностей.

Великая беда, когда они обрушиваются на людей, отнимая жизни. Но прежде речь всегда идет о достоинстве. И в связи с этим герои пьесы, поставленные жизнью перед проблемой, казавшейся исчерпанной годами Холокоста, обсуждают вопрос: “Уезжать?

Оставаться? И как жить в Израиле, не зная языка иврит? Как найти соответствующую образованию и профессии работу?

Отступление № 4.

Знакомо? Не забыли? Вспомнили каким тяжелым было решение уезжать для многих из нас— иммигрантов из Советского Союза и позже из России?

Уезжать… Это значит, прощаться с родными и друзьями. Прощаться с дорогими могилами. Их не взять с собой. И к ним не прийти. Не ступить ногами на родные тротуары улиц. И, наконец, из моего личного, это прощаться с театрами, на спектаклях которых рождались и смех, и слезы, и все ассоциации собственной жизни попадали в золотое сечение звучащего родного и понятного слова, и что-то перекрывало дыхание… Так я стояла в Камергерском проезде перед зданием МХТ, построенного Шехтелем, вспоминала все пережитые впечатления, и прощалась.

А реальность была такая. Я шла в Москве в магазин, и на застекленной двери читала воззвание:

“Соотечественники! Доколе мы будем терпеть инородцев? Пусть убираются в Америку и Израиль!”

 Я приезжала встретиться с педагогом английского языка на Октябрьскую площадь, и видела через всю площадь натянутый плакат с аналогичным воззванием: “Убирайтесь!”

 И его никто не снимал. По Москве упорно ходили слухи о возможности погромов, о том, что люди из общества “Память” ходят по ЖЭКам (помните это название жилищно-эксплуатационная контора?), собирая адреса евреев… Для чего как не для погромов? Нынешние молодые люди в России не верят, что такая атмосфера была в 90-е годы…А газета “Сегодня”, где публиковались пасквильные статьи о засилье евреев , например, в Союзе художников… Наконец, в Малом театре шла пьеса С. Кузнецова “И аз воздам” о расстреле царской семьи. Кто были эти большевики, руководившие убийствами? Евреи. Эти несколько человек, которым Ленин лично передал приказ о расстреле, выползали на сцену, картавя и демонстрируя специфическую жестикуляцию. Один из лучших актеров театра В. Езепов играл Якова Юровского, и потирал дрожащие бледные руки… Такими их выставил на всеобщее обозрение талантливый режиссер Борис Морозов. Как можно было это воспринимать? Как заведомое очернение? Как то, что русский народ такой маленький, а еврейский— такой большой, что он и завладел всеми правами в стране, и именно он заварил всю кашу, называемую вначале Октябрьской революцией, а позже Октябрьским переворотом… А в этой революции теперь все разочаровались. Как всегда нужно искать виноватых. Евреи устроили всю революцию в стране. Если факту жестокого убийства всей царской семьи, включая потомственного врача Е. Боткина, включая прислугу, можно до сих пор содрогаться, то кого винить в этом злодеянии?

Тут и Сионских мудрецов в свидетели призывать не нужно.

Такова была атмосфера в 90-е годы прошлого века в России.

 Подавленные и потрясенные люди поднимались семьями, стаями, кланами и в одиночку. Выстаивали немыслимые очереди в венгерском посольстве зимой на холоде для приобретения авиабилетов… Из той поры пришел анекдот, обращенный к одному из главных режиссеров одного из лучших театров Москвы: “Вы берете в труппу театра евреев? — Да, конечно! — А где Вы их берете?” Чувство юмора не подводило еврейский народ никогда.

Много ли шутят герои пьесы Джошуа Хармона, поначалу казавшейся камерной? Мне кажется, нет. Слишком велико их напряжение. Оно перерастает домашние споры, сомнения, каждодневность… Оно перерастает те события, когда кто-то из них конвертировался в католицизм, а спустя время осознал необходимость и долг вернуться в лоно иудаизма. Оно зависает над ними как угроза всей жизни, как предвестье трудного решения, перед принятием которого мы — зрители – с ними расстаемся. Оно становится состоянием, чрезвычайно знакомым, охватившим многих-многих из нас, имеющих генетическую память. Они продолжают доискиваться причин, по которым их ненавидят. Не такие, как все? Лучше? Богаче? Возникают все старые как мир ужасные мотивировки. В конце концов беда именно в этой скрытой глубоко сидящей неприязни. Можно носить кипу или не носить её, вас будут не любить. Вы можете отдать свою жизнь, защищая страну, которую считаете родиной, вас сочтут посторонним. И в последней сцене, они раздираемые глубочайшей любовью к своей стране, приходят к завершающему решению. Уже собраны чемоданы. Ах, как не хотела уезжать Марселла… Но и она осознала, что оставаться нельзя. И представьте себе, они вместе с появившимися умершими Ирмой и Адольфом поют гимн Франции— Марсельезу.

В контексте произошедших в Израиле кровавых событий 7 октября 2023 года пьеса приобрела черты трагедии. Если представить себе, что в стремлении избежать преследований во Франции семья Саломон, кстати, имеющая ветвь по женской линии, носящая фамилия Бенхаму, эмигрировала в Израиль, то там они все могли стать также жертвами кровопролития…Получается, что вновь, как и в годы Холокоста, еврею нигде нет места, чтобы чувствовать себя в безопасности. Чудовище, именуемое антисемитизм, все больше вновь охватывает земные пространства.

 “Ад, где твоя победа?”